Леонид Богданов Возвращение имперской столицы. Беспокойники города Питера

Леонид Богданов

Возвращение имперской столицы

Белой, мертвой, странной ночью, Наклонившись над Невою, Вспоминает о минувшем Странный город Петербург.

Николай Агнивцев

О том, что архитектура — мощный излучатель энергии, знали еще в Древнем Египте. Знали в свое время и строители Петербурга. И, безусловно, обязан знать каждый живописец, график или фотохудожник, берущийся изображать наш город. Это хорошо знал Леонид Богданов.

Но одно дело — знать, и другое — уметь добиваться, чтобы эта энергия свилась в световой пучок, прошла через объектив и в конечном итоге вселилась в изображение на фотобумаге. Это удается немногим, и отнюдь не в каждой работе. Если трансляция не состоялась, мы говорим, что в снимке «нет нерва», фотография «не цепляет». Именно энергетика причина тому, что два фотографа могут снимать из одной точки и в одно и то же время, а снимки получаются разные.

Нужен вообще мощный волевой посыл, творческий драйв, чтобы решиться снимать нечто, замусоленное миллионами пресыщенных и равнодушных глаз, замызганное миллионными тиражами открыток, рекламных плакатов и телевизионных заставок. Вся эта продукция производит в душе зрителя «духовные короткие замыкания», настойчиво вдалбливая ему, что красивое должно быть в каком-то смысле красиво. Заставить энергетику архитектурного ансамбля выплеснуться на фотоэмульсию можно только дополнительно активируя объект съемки собственной энергией и собственным нервом. Как это удается художнику — одна из непостижимых сторон творческого акта, но если это случилось, глуховатый хлопок затвора доставляет фотографу чувственное наслаждение. Анри Картье-Брессон не раз говорил: «Я чувствую себя хорошо только одну двадцать пятую долю секунды, в момент щелчка затвора».

Энергетические затраты фотографа в эту самую двадцать пятую долю огромны. Потому-то турист, гуляя по городу, может, не ощущая усталости, отщелкать своей «мыльницей» или «цифрой» несколько сотен снимков, а фотограф-профессионал, отсняв две пленки, возвращается домой измочаленный и измотанный до предела.

Заметим, что у живописца так остро вопрос не стоит, ибо красочный слой сам по себе есть носитель энергии, а затраты самого художника растянуты во времени.

Не случайно до сих пор идут дискуссии о возможностях цифровых камер. «Цифра» дает прекрасное изображение, но его активация — это пока проблема. Если мастера серебряной фотографии научились насыщать свои снимки энергией, то для цифровой фотографии это еще впереди.

Леонид Богданов работал в разных фотографических жанрах, но живет он в нашей памяти прежде всего как художник Петербурга, и разговор о Леониде хочется начать именно с этой темы. Он автор целого ряда прекрасных альбомов о Петербурге, изданных в России и за границей. Их охотно покупают и увозят на свою родину иностранцы, так что в разных концах света есть немало людей, получивших представление о Петербурге исключительно сквозь линзы богдановских объективов. Он снимал не архитектуру, не дома, не ансамбли, а именно Город во всей его красоте и пугающей непостижимости.

С энергетическим насыщением снимков у Богданова все в порядке. Настолько, что он может себе позволить прятать энергетику фотографии в глубине изображения, так, чтобы она не бросалась в глаза зрителю. У него нерв снимка, его мускулатура — не на поверхности, это внутренняя пружина, прикрытая внешней сдержанностью. Помимо трансляции энергии путем предельной внутренней концентрации в момент съемки, он использует для этого и чисто изобразительные средства. В частности — наложение ритмов. Ритмы окон, деревьев, чугунных решеток, гранитных плит, даже трещин в асфальте — они взаимодействуют, интерферируют и создают ощущение динамики, внутренней напряженности города, которая сродни пружинистой энергии зверя, готового к прыжку. Богданов точно чувствует сложный многозвучный пульс города. У него пульсирует все — свет и тень, вода и небо, листва, окна, асфальт и даже глубокая тьма теневых участков ночных снимков. Это одно из удивительных и уникальных свойств богдановских фотографий — живая пульсация и смысловая значимость совершенно черных пятен.

Судьба Леонида Богданова, биография и творческие проблемы во многом типичны для высококлассного профессионального фотографа в России, точнее — для петербургского фотографа. Его краткая биография могла бы звучать так: фотографией начал увлекаться в детстве и ни на что другое больше не отвлекался. С третьего класса школы Леня начал посещать фотокружок во Дворце пионеров, тот же самый, что и Пти-Борис. Но учились они там в разные годы, познакомились и подружились позднее. Руководитель кружка Ритов, о котором они всегда вспоминали с теплотой и благодарностью, привил обоим бескомпромиссную требовательность к техническому качеству негативов и отпечатков. Эта полученная в детстве «прививка» и для Лени, и для Бориса была козырем на протяжении всего творческого пути.

В положенное по возрасту время Богданов окончил Институт киноинженеров. Три года работал штатным фотографом ТЮЗа, потом — в издательствах «Аврора»и «Художник РСФСР». По заданиям издательств много снимал в Эрмитаже и Русском музее — картины, скульптуру, интерьеры, предметы прикладного искусства, ювелирные украшения. Хорошо знал не только экспозиции этих музеев (как, впрочем, и некоторых других), но и фонды. Постепенно стал универсальным и признанным музейным фотографом. Его фотографиями заполнены такие прекрасные альбомы, как «Подвиг Эрмитажа» (текст С. Варшавский и Б. Рест), «Наследие Романовых» (текст 3. Беляковой) и «Скрытые интерьеры» (текст К. Голицыной).

Помимо работы в издательствах Богданов в 1970 — 1979 годах еще вел фотокружок при Дворце культуры работников пищевой промышленности (в просторечии — «у пищевиков»). Мастерская располагалась на Большой Московской улице, у Владимирской площади, и по вполне понятной аналогии среди фотографов именовалась «лавкой». Днем там Леня учил детишек, а вечерами тусовались фотографы, для которых «лавка» сделалась постоянным центром притяжения, своеобразным клубом. Там бывали такие фотографы, как Пти-Борис, Гран-Борис, Сапроненков и многие другие. Показывали свои фотоснимки, рассуждали о фотографии и вообще об искусстве, много спорили и, понятное дело, предавались возлияниям.

Оттуда же начинали свои маршруты, выходя на ночные съемки. Из тогдашних детишек-учеников Богданова некоторые стали теперь известными фотографами, например, Сергей Фалин.

Леня не раз становился жертвой традиционной бестолковости русской жизни. Однажды он для «Авроры» три месяца снимал в Эрмитаже сервиз «Зеленая лягушка». Заказчицей альбома была Сандра Веджвуд, потомок фарфорового фабриканта Веджвуда, который когда-то в восемнадцатом веке и изготовил этот ныне знаменитый сервиз. Вскоре Сандра потребовала, чтобы на снимках были не тарелки и блюда целиком, а изображенные на фарфоре пейзажи крупным планом. Издательство же заявило, что у нас так не снимают, а если снимают, то за дополнительную плату. Пока они собачились, Леня отснял более тысячи предметов. Издательство, расторгнув договор с англичанкой, заплатило фотографу сущие гроши по рубрике «местная командировка». Тот обиделся и подал на издательство в суд — по советским временам, шаг беспрецедентный и рискованный. К изумлению друзей, Леня процесс выиграл, однако победа была исключительно моральная: суд постановил передать слайды в собственность фотографа.

Красивые, но совершенно бесполезные цветные слайды (18×24 см) до сих пор хранятся в Лениной семье как реликвия. Зато Богданов тогда приобрел репутацию человека, которого надувать не стоит, и вообще фотографа с европейскими замашками.

Эту репутацию Леня вскоре подтвердил еще одной непривычной для России акцией. Обычно наши фотографы своих снимков без необходимости никому не давали, опасаясь (и не без основания), что опубликуют и не заплатят. А Богданов отобрал целую пачку превосходных слайдов, архитектуру и интерьеры, и разослал их по несколько штук в разные иностранные издательства подходящего профиля. Спустя полгода из-за границы стали время от времени приходить какие-то деньги, и имидж Богданова как человека европейской складки, окончательно укрепился.

Поездки по музеям продолжались — на Байкал, в Омск и Новосибирск. Всего не перечислить. Потом начались съемки в рамках проекта «Русское барокко». Москва, Подмосковье, Ярославль, Кострома, Великий Устюг, Сольвычегодск, Киево-Печерская лавра. По разбитым дорогам Средней полосы Леня ездил на своем автомобиле, с женой Тамарой и руководителем проекта П. А. Тельтевским. Леня вел машину, а Тельтевский, сидя рядом, говорил часами, не закрывая рта, и все об архитектуре. Проект в конечном итоге провалился по идиотской причине: разрушающиеся памятники выглядели столь неприлично, что их публикацию можно было бы счесть идеологической диверсией. Зато Леня волей-неволей стал разбираться в русской архитектуре восемнадцатого века.

В 1982 году Леонид, вместе с эрмитажным фотографом Владимиром Теребениным, работал в музее Кабула. Условия жизни были не фронтовые, но вполне военные, и артиллерийская стрельба и разрывы ракет стали для обоих на полтора месяца постоянным звуковым фоном. Снимали последние археологические находки — клад античного времени, найденный на левом берегу Пянджа, и материалы из раскопок некрополя на холме Тилля-Тепе. Подвески, пояса, серьги, кольца, браслеты, бусы, бляшки, украшения оружия — золото и самоцветы, сотни и сотни слайдов. Результат — большой роскошный альбом «Золото Бактрии» (текст В. Сарианиди). Ныне этот альбом, как и отснятые слайды, для археологов вообще бесценен, ибо в процессе войн и революций кабульский музей был полностью разграблен.

В общем, жизнь Леонида Богданова была беспокойная, но интересная. Я не случайно перечислил так много поездок Лени (хотя далеко не все) — чтобы читатель мог сам уловить сходство с биографией, например, Картье-Брессона, который как репортер «Магнума» исколесил всю Юго-Восточную Азию. Только вот платили Богданову во много раз меньше. И Леня не всегда был склонен к репортажной съемке.

Так или иначе, Леня считался процветающим фотографом и фотохудожником с европейским отливом, да, в общем-то, таковым и был. Но что-то в подобной судьбе его русскую душу не устраивало. И вот теперь мы приоткроем совершенно другую сторону жизни Леонида Богданова.

Русский менталитет требует разделения низкого и высокого, а высокое предусматривает поиски истины, если не последней, то хотя бы весьма существенной. «Высоким» для Леонида Богданова был Петербург, и главная истина заключалась в создании своими фотографическими средствами подлинного, незамутненного образа нашего города. Ему хотелось проникнуть в самую суть, в тайную жизнь Петербурга. И на этот свой личный, если можно так выразиться, эзотерический проект, Леня тратил и сил, и времени едва ли не больше, чем на оплачиваемую работу.

У Богданова с городом сложились удивительные и уникальные, личностные отношения. Леня видел в Петербурге прежде всего его историческую сущность, столицу империи, и относился к нему корректно, внимательно, уважительно. А Город платил ему взаимностью, позволяя заглядывать в свою странную метафизику.

Леонид общался с Городом напрямую, без посредников и консультантов, и ни с кем об этом не говорил, разве что, может быть, с Пти-Борисом.

Леня вообще не любил лишних разговоров, как и парадных речей. В 1999 году в галерее «Дельта» состоялась его выставка, приуроченная к пятидесятилетнему юбилею, и он выставил ровно пятьдесят работ. Дня за три до вернисажа директор галереи Ирина Болотова предложила:

— Давай договариваться, как будем открывать выставку.

Она-то имела в виду, кто и в каком порядке будет говорить речи.

— А как ее открывать? — удивился Леня. — Развесимся да выпьем.

Леонид редко снимал Город днем, он предпочитал свет утренний или вечерний, и еще ночные съемки. И любил Город в тумане. Он снимал, конечно, и днем, но это была в основном уличная, жанровая фотография.

Иногда Леонид ходил на ночные съемки с друзьями, чаще всего — с Борей Смеловым. Снимали с одной точки, а фотографии получались очень и очень разные. Богданов снимал город имперский, а Боря — обиталище человеческих душ. Можно даже сказать — они снимали разные города. Птишке было наплевать на все империи и столицы мира, к этим институтам он не испытывал пиетета, и его Петербург насыщен человеческими эмоциями, более того, будучи постоянной сценой для проявления людских страстей, город Смелова и сам очеловечивается А Петербургу Богданова нет дела до людей с их мелочными заботами, его Город в своем имперском величии невозмутим и порой надменен и живет непостижимой для нас, иной жизнью, где вдох или выдох длятся десятки лет. Пти создавал Поэму о Петербурге, а Леня — Гимн Великому Городу.

Петербург — один из немногих городов мира, изначально не предназначенный для житья в нем людей. В отличие от городов, возникших естественным путем, как результат развития населенного пункта, Петербург «стал зримой манифестацией воли одного человека» (А. Секацкий). Город строился по мандельштамовской формуле «казармы, парки и дворцы», то есть для императорского двора, гвардии и управленческого аппарата. Узкоспециализированная столица империи. Люди как таковые подобному городу не нужны, требуются только строители и обслуга. Их насильно «сволакивали» со всех концов страны, они же злонамеренно разбегались и вымирали. Так было по крайней мере всю первую сотню лет бытия Петербурга. Нынче принято думать о людях (или говорить об этом), но сам город отлично помнит, для чего его строили.

Существовали в истории и другие города, не предназначенные для заселения людьми, — например, египетские города мертвых. Их населяли покойники и призраки. Когда в Петербурге стали появляться египетские сфинксы, они легко вписались в общий облик города и до сих пор чувствуют себя здесь как дома. Попробуйте-ка представить себе сфинкса в Москве или Архангельске! А ведь сфинкс, вообще говоря, плохо уживается с людьми, ибо он — символ города мертвецов.

Леонид Богданов — один из немногих фотографов и художников, подметивших уникальную самодостаточность нашего города, и показывал он ее с изысканным изяществом. Можно даже сказать — он художник этой самодостаточности. На большинстве богдановских фотографий Петербурга людей нет вовсе, и Город в них не нуждается, без людей он не мертв и не пуст и отлично живет своею собственной жизнью. Петербург Богданова — это гигантский гранитный театр, персонажи которого — дворцы, площади, набережные — разыгрывают свои драмы и трагедии, и время действия пьесы может измеряться столетиями.

У Леонида есть снимок, который мне кажется символическим. Крупным планом снят сфинкс, из тех, что на Фонтанке. Он огромен и неподвластен времени. На заднем плане — дома, они значительно меньше сфинкса и ниже его постамента, в них светятся крохотные окна и за ними суетятся маленькие люди. Словно тушканчики, вырывшие свои норки под лапами сфинкса. А сфинкс безразлично смотрит вдаль, в одному ему ведомую точку и не замечает городских мелких букашек. Снимок красивый, полный скрытой энергии, он оставляет чувство щемящего беспокойства.

Петербург — самый литературоцентричный город на свете. В его основании нет мифов, легенд, никаких сказочных персонажей («вместо сказки в прошедшем у нас только камни да страшные были»). Его метафизическое пространство населяют только призраки, и в основном — литературного свойства. На снимках Богданова четко различаются литературно-исторические эпохи. Летний сад — эпоха Державина, она несет беззаботность барокко, в других листах можно различить Петербург Пушкина, Гоголя, Достоевского. А трещины, разбегающиеся по асфальту Исаакиевской площади, — это жутковатое напоминание о зыбкости самой основы города — ведут в Петербург Андрея Белого.

Когда художник постоянно изображает город, тот превращается в зеркало, и снимки Богданова, вместе взятые, — его своеобразный автопортрет. Петербург Богданова — столичный, корректный, внешне даже холодноватый. Когда на выставке идешь вдоль стены с фотографиями Богданова (то есть, по сути, с ним вместе по Петербургу), кажется, что все время слышен точный размер метрического стиха.

И еще одну особенность Петербурга с обостренной чуткостью художника подметил Богданов. Город строился там, где строить не надо. Над тектоническим разломом материковой плиты, на островах, по своему произволу ежегодно менявших очертания. Противостоять враждебной природе можно было только строгим поддержанием формы. Четкая геометризация Петербурга — не германофильская прихоть царя, а жесточайшая необходимость. Вся история Петербурга есть история непрерывных волевых усилий поддержания формы (А. Секацкий).

У Лени есть целый ряд снимков, где видно, как хаос запустения наступает на Город. Особенно мне памятен один снимок, для Богданова на первый взгляд неожиданный. Конная статуя Николая Первого снята со спины, издали, от солнечных часов, что на Мойке. И в этом ракурсе с полной достоверностью видно, что задние ноги прекрасного коня императора — о ужас — подламываются самым натуральным образом. Продолжая вглядываться в снимок, замечаешь, что и в кавалергардской посадке всегда бодрого моложавого Николая чувствуется усталость. А внизу, под ногами коня — непросыхающие лужи и сетка глубоких трещин в асфальте, грозящих разрушить и окружающие дворцы, и сам памятник.

Что это — карикатура? Нет, ничего подобного, просто констатация факта Просто император устал. И его конь тоже. И асфальт устал. Вся Россия устала.

Снимок, полный горечи и, пожалуй, страшный.

Противостояние Города подавленной, но не прирученной природной стихии особенно заметно на ночных снимках Богданова. Ночью реки и острова, сама болотистая земля под асфальтом, вспоминают о своей былой дикой вольности и готовы сбросить стесняющие оковы — гранит и асфальт. Ночной город Богданова затаился в обманчивой тишине, он полон внутренних страстей, коварен и опасен. Любой из ночных снимков Богданова можно назвать «Петербургские тайны».

Уникальная особенность ночных снимков Богданова—в них встречаются совершенно черные участки, которые живут, нормально работают как полноправная часть изображения и не вызывают отвращения у зрителя. Большинство художников старается вообще не пользоваться черными красками, а значительные черные площади на полотне (например, черный фон), позволяют себе единицы. В этом случае, чтобы картина не получилась мертвой и мрачной, живописец, как правило, пишет черное с помощью мазков почти черных, с разными оттенками. Иными словами, живописец изображает черный цвет, используя разные краски. А как быть фотографу?

Если Леонид Богданов решает, например, что данное конкретное здание на фотографии должно стать сплошным черным пятном, он, как говорят фотографы, его «запечатывает», то есть увеличивает экспозицию при печати, добиваясь желаемой черноты. Но при этом он следит, чтобы отсветы на стенах, блики на стеклах и т.п. не исчезли с листа полностью, а остались бы в виде почти незаметных следов, которые уже не читаются как часть изображения, но все же как-то воспринимаются глазом. То есть он изображает черноту все-таки с помощью света, и такая чернота живет, дышит, пульсирует, она может пугать или завораживать.

Петербург Богданова, как правило, столичный. Есть только один район, с которым у него отношения не имперские, а скорее интимные, родственные. Это Коломна. Он провел в ней немалую часть жизни, здесь, неподалеку от Аларчина моста, помещалась его мастерская. Сюда он не выезжал на съемки, а просто бродил с фотоаппаратом по улицам, и здесь Петербург показывал ему то, что обычно имперские столицы стараются прятать, — задумчивое запустение, темные закоулки, людей-призраков и всевозможных неприметных своих обитателей, коих «так же трудно поименовать, как исчислить то множество насекомых, которое зарождается в старом уксусе». Старушки, старики, алкаши, дети, собаки и голуби. Есть у Богданова два странных кадра, красивых и отчасти пугающих. Из арки подворотни вырывается солнечный свет и ложится на асфальт полукруглым пятном, слепящим на фоне темноты стен. И в этом пятне, как на предметном стекле микроскопа, — три напоминающие насекомых черные фигурки, фантомы Города. На самом деле это всего лишь дети, мальчишки. Это — коломенское.

Arterritory — Эпоха Серебра

Глеб Ершов

04/11/2015

Ленинградский фотоандерграунд как эстетический феномен

Феномен ленинградского фотоандерграунда – достояние позднесоветской эпохи конца 1960–1980-х годов, он чётко локализован в том времени, что позволяет увидеть в нём его черты, но не в социальном и, конечно, не в идеологическом качестве, а в сугубо эстетическом. Как никакое другое искусство, именно фотоандерграунд вобрал в себя черты времени «эпохи застоя», дав ему пронзительное поэтическое звучание. Это осевшее в самих порах фотографии время просочилось чёрным светом мрачной петербургской фактуры Города, став квинтэссенцией его поэтики.

Леонид Богданов. Без названия. Мост на канале Грибоедова. Начало 1970-х

Историческая канва появления ленинградского фотоандерграунда такова. 26 октября 1974 года на квартире поэта Константина Кузьминского открывается первая выставка ленинградской неофициальной фотографии «Под парашютом», обозначившая примерный круг авторов, наиболее важных с точки зрения понимания специфики этого явления. Это тринадцать фотографов, среди них Самарин (Валентин Тиль Мария), Борис Кудряков, Борис Смелов, Леонид Богданов, Геннадий Приходько, Ольга Корсунова, Слава Михайлов, Владимир Окулов. С самого начала было очевиден подцензурный и нелегальный характер этой выставки, превращённой бесстрашным Кузьминским в хэппенинг – поэт во время вернисажа возлежал на диване посреди комнаты под всамделишным парашютом, мягким рассеянным (фотографическим) светом осеняя всех присутствующих.

Константин Кузьминский. Начало 1970-х. Фотография Бориса Смелова

1974 год – переломный в смысле взаимоотношения неофициальных художников и властей. 15 сентября в Москве была разогнана выставка в Беляево, впоследствии вошедшая в историю искусства как «Бульдозерная выставка». Через две недели после того как факт разгона получил международный резонанс, власти пошли на уступки и разрешили художникам показать свои работы в Измайлово, также на открытом воздухе. Воспользовавшись этим послаблением, ленинградские художники сумели провести первую большую легальную выставку в ДК Газа при самом большом и престижном Кировском заводе. Именно этот год является точкой отсчета искусства андерграунда, началом его выставочной истории, до этого носившей спорадический характер и по сути бывшей невозможной.

Любопытно, что Кузьминский действовал на опережение, он рисковал, это был поступок, могущий иметь для него самые негативные последствия. Крёстный отец ленинградского фотоандерграунда, он эмигрировал в 1975 году, как и многие другие деятели русского искусства, уехавшие из страны в 1970-е годы. Петербург тогда покинули такие художественные имена, как Михаил Шемякин (1971), Александр Бродский (1972), Александр Арефьев (1977), Сергей Довлатов (1978) и др. Очевидно, что для многих художников и литераторов унизительная территория культурного гетто, отводившаяся им властями, была невыносима. На этом фоне положение художников фотографов было не столь, возможно, драматичным. Ведь официально фотография в СССР не рассматривалась как высокое искусство, «художественность» её имела относительный характер и рассматривалась в прикладном ключе, воспринималась как добавочное средство для придания снимку большей убедительности и доходчивости. Вместе с тем понимание фотографии как своего рода прикладной, ремесленной деятельности, доступной каждому советскому человеку, создавало условия для её внедрения в массовую культуру.

 
Борис Смелов. Полет. 1974

Ленинградский андерграунд возник, тем самым, как будто не вопреки, а благодаря – большинство фотографов базировались при домах культуры, где были фотокружки и секции, оборудованные необходимой аппаратурой и имевшие выставочные залы. Это обстоятельство было решающим и для ленинградского фотоандерграунда, именно там фотохудожники учились, знакомились, общались, имели возможность печатать свои снимки. Это ДК Выборгский, где встретились два Бориса – Смелов и Кудряков, ДК Пищевиков, где долгое время работал Леон Богданов и вплоть до 1978-го его фотолаборатория была местом встречи его друзей. Именно в ДК Выборгском откроется и провисит всего один день выставка фотографий Смелова, закрытая по настоянию райкома партии. Так Смелов стал инакомыслящим и на долгое время перестал выставляться вообще.

Термин «внутренняя эмиграция» может быть использован по отношению к ленинградским фотографам в полной мере, но даже не в политическом, диссидентском ключе, а в творческом. Ощущение изгнания и отверженности порождало переживание особого рода, что создавало смысловое и эмоциональное наполнение творчества, где доминировали экзистенциальные мотивы, сопряжённые с пониманием жизни как судьбы. Эта сосредоточенность поневоле воспитывала особый тип творчества как самоуглубления и погружения в пространство собственной свободы, не связанной никакими цензурными рамками и требованиями. Ты начинал существовать в совершенно другом измерении пространства, где твоими проводниками в мир, как у Данте Вергилий в «Божественной комедии», были великие художники и писатели, с которыми ты соотносил своё творчество. Выключенность из реальности и создавала особую, умышленную как Город, в котором они жили, поэтику фотографии.

Бортс Смелов. Любитель кислого. 1975

Борис Смелов. Николаевский мост. 1995

Именно поэтому ленинградский фотоандерграунд представляется апостериори явлением цельным, несмотря на яркую индивидуальность и даже резкую отличность фотографов друг от друга. Эта цельность эстетического и экзистенциального порядка, и сводящим началом здесь выступает Город – Петербург, ставший для них своего рода альтер эго, с которым они соотносили своё творчество и судьбу. Стоит заметить, что в 1970–80-е годы происходит кристаллизация понятия «петербургский текст», с которым можно соотнести философскую проблематику и смысловую модальность фотографии того времени в наибольшей степени, поскольку именно тогда Город стал осознаваться как целостный эстетический феномен, именно тогда в нём, как годы, отражающиеся на лице пожилого человека, проступили археологические слои никуда не исчезнувших феноменов прошлого. Как некие смыслы, дремавшие до поры до времени, они проступили именно в момент завершения эпохи советского города, которому предстоит скоро кануть в Лету. Петербургский путешественник Пётр Козлов в начале ХХ века открыл в пустыне Гоби древнюю цивилизацию – мёртвый город Хара-Хото. Пески расступились, а потом поглотили навсегда следы древней цивилизации.

Леонид Богданов. Без названия. 1975

Ленинград эпохи своей исторической смерти отнюдь не выглядел таковым. Стоит взглянуть на «официальные» фотографии города, чтобы понять, что это не так. Однако неофициальным фотографам удалось запечатлеть другое – подлинное бытие Города, что сообщает этим снимкам характер почти что мистический – это буквальное проявление города мертвых, вот-вот должного исчезнуть под заносами нового времени. 70–80-е – это заторможенное, остановившееся время, отсюда выключенность, опустошённость, ощущение зависания как провала в пустоту, в небытие и вместе с тем напряжение, отчаяние, тревога – безотчётные и от того тлеющие подспудно как огонь, могущий в любой момент прорваться наружу. Так «самовозгораются» вещи в натюрморте Бориса Кудрякова, парадоксально опровергая саму этимологическую специфику жанра как мертвой природы, или тихой жизни.

Борис Кудряков. Горящий натюрморт. 1972

Бегство и упоительное погружение-блуждание в мрачные провалы и складки Города, в тёмные подворотни, шахты дворов-колодцев, в изгибы проходных дворов, глухие анфилады чердаков давало ощущение другого города, пребывающего в своей потусторонней реальности. (Неслучайно Олег Даль, играющий роль преступника, в фильме «Золотая мина» (1977) держит на чердаке велосипед и использует крыши и лестницы чёрного хода, спасаясь от слежки). Пограничный мир города, увиденный сверху, был тайным достоянием снимающего, сопряжённый с риском и экстремальностью прогулок по крышам. Смелов едва не сорвался с крыши в момент зимних съёмок; «удалось, как кошка, через чердачное окно „дёрнуться”, но может быть, зря».

Чёрно-белый Петербург выстроен в работах ленинградских фотографов как завершённая абстрактная картина, где чередование света и тени, концентрация тьмы и вечный сумрак несут в себе смысл не столько формальный, столько метафизический, спиритуальный. Упоение чернотой, пронизывающей Город, в фотографиях Богданова выключает предметность, съедает детали и очертания, в итоге аннигилирует его. Валерий Вальран, исследователь и популяризатор ленинградского фотоандерграунда, говорит о демонической, дьявольской природе чёрного цвета у Богданова, когда чернота изливается, сочится, пропитывая летаргический сон Города мрачностью безысходности и безвременьем. Чёрный у фотографа выступает сгущённой рамкой пустоты, томительного пространства тоски и одиночества.

Леонид Богданов. Улица. 1975

Смеловский Петербург не столь мрачен, но в нём есть пронизывающая всё нервическая возбужденность и драматизм, неслучайно в начале своих съемок Города он увлечён Достоевским, тропами героев которого он осваивал его. Кузьминский, давший прозвище двум Борисам – Кудрякову – Гран-Борис – и Смелову – Пти-Борис, сравнивал их с героями прозы писателя, первого со Смердяковым, второго – с Мышкиным. Прогулки по городу становились неким психоделическим дрейфом, затягивающим как наркотик и манящим вновь и вновь забираться в тёмные складки городского пространства, двигаться одними и теми же тропами, каждый раз проживая изменённое состояние психики с помощью внутренней возгонки. Такого рода блуждания, маниакальное фланирование и привязанность к городскому пространству можно прочесть в «Каширском шоссе» Андрея Монастырского – опыте дневниковой исповедальной психоделической прозы. У Смелова помимо отрешенного, заброшенного Петербурга, где брандмауэры, крыши, канал, водосточная трубы, тележка, решетки и др. становятся персонажами, с которыми он ведёт свой диалог взглядом, есть и городские обитатели, возникающие в нужный момент и в нужное время. Фотограф подчёркивал интуитивность момента съемки – «когда снег, прохожий, мост, дом соединяются в непреложность, то есть в судьбу». Человек в кадре встраивается в систему отношений с городом таким образом, что создаются драматические сопряжения смыслов, обладающие символической глубиной. «Серебряный мальчик» – гипсовая крашеная серебрянкой скульптура советского пионера – снят в глухом закуте так, что располагается позади стриженого мальчишки, смотрящего на нас, и это соединение образует сцепку разных пластов времени и судеб, складывающихся в разговор о ленинградском детстве, о ностальгии по ушедшему времени, о бесприютности и своей интонацией отсылающих к фильму Трюффо «400 ударов». С того времени серебряный мальчик стал своего рода культовым объектом петербургских фотографов, своего рода тотемом, напоминающим о закате эпохи серебра – винтажной чёрно-белой фотографии.

Борис Смелов. Серебряный мальчик. 1976

В видении Города у Смелова присутствует аристократизм возвышенного взгляда, когда в самых «донных» сюжетах нет репортажной социальности или болезненного упоения фактурой упадка. Городские кладбища – пространства скорби меланхолии и элегической грусти – рифмуются с мрамором скульптур Летнего сада, это – светлый мир петербургской античности, окаменевшего пространства сна. В «Сострадании» мраморная фигурка спящего младенца на надгробии, замкнутом чёрной оградой, образует передний план фотографии, динамически сопрягаясь со сценкой вдали, где старушка утешает инвалида в коляске. И здесь два плана также работают на сопряжении – и в этом есть мгновенность и непридуманность, так острый взгляд фотографа обнаруживает настоящее прободение смысла как откровение.

Борис Смелов. Сострадание. Смоленское кладбище. 1995

Это щемящее переживание мира, увиденного как бы впервые, где смешаны чувства удивления и радости, тоски и припоминания, переданы в фотографиях Смелова с первым снегом. «Я думал о том, как прекрасно всё первое», – эти слова Даниила Хармса могут быть камертоном к смеловским пейзажам Петербурга, убелённым первым снегом. На вопрос, что привлекает его в съёмках зимнего Петербурга, фотограф ответил: «Грубо – отсутствие грязи. Если более тонко, то всё, что задумано и, кстати, воплощено всеми европейскими архитекторами. Зима, определённо, как и Нева в наводнение, очищает, но уже в другом смысле». Мария Снегиревская вспоминает, как они охотились за первым снегом. Снег в фотографиях Смелова воспринимается как преображающее Город начало, разом примиряющее и искупляющее беспросветность петербургского сумрака и грязи, дающее ему мягкость, пронизывающее светом.

Борис Смелов. Снегопад. 1970-е

Снимок заснеженного канала Грибоедова, где изысканно чёрный осветлён мягким снежным покровом, назван «Звук гобоя» очень точно – в нём есть длительность, переживание замершего и выключенного из времени пространства, звучащего как мелодия, что позволяет нам каждый раз оказаться в том Городе, которого уже больше нет.

Name Gallery

Кураторы: 

Аркадий Ипполитов, Государственный Эрмитаж

Ольга Корсунова, ФотоДепартамент

 

Участники:

Владимир Антощенков, Леонид Богданов, Дмитрий Горячёв, Наталия Захарова, Алексей Зеленский, Александр Китаев, Надежда Кузнецова, Евгений Мохорев, Борис Смелов, Людмила Таболина, Алексей Тихонов, Александр Филиппов, Павел Маркин, Станислав Чабуткин, Александр Черногривов, Анатолий Шишков и Сергей Щербаков.

 

 

 

 

В новом пространстве NAMEGALLERY 3 декабря 2013 года состоится двойное событие: презентация книги Аркадия Ипполитова Власть и «Тюрьмы». Миф Джованни Баттиста Пиранези и открытие выставки Петербург и «Тюрьмы» Пиранези в современной фотографии.

 

События эти параллельны, а не идентичны, но как всякие параллельные линии, они совпадают в какой-то точке. В данном случае точка точно определена: это магическое слово Пиранези. Что же в нём такого особенного?

В 1831 году В.Ф. Одоевский, чудный романтический петербургский писатель, опубликовал повесть Opere del Cavaliere Giambattista Piranesi, фантастическое повествование о его встрече с давно умершим итальянским гравёром. Пиранези у Одоевского обрисован как симпатичный безумец, бредящий мегаломанией, и в последнем варианте повести встреча происходит в Неаполе. В первом же варианте Одоевский встречает Пиранези в Петербурге, и сама повесть входит в сборник новелл и эссе под названием «Русские ночи» – петербургская русскость Пиранези Одоевским как бы педалируется. Что ж, Одоевский прав: в Петербурге, куда не плюнь – всё Пиранези, ибо сам город, порождение имперского сознания, болен гигантоманией, и его разреженно отвлечённое пространство заполнено архитектурой столь умышленной, что город похож на гравированный мираж. В гравюре трудно жить, непросто жить и в Петербурге, и масштаб города –  соотношение имперского размаха пространства и самоощущения отдельного человека – воспринимается так, как будто ты в гравюре Пиранези и оказался. От конфликта, обозначенного Пушкиным в «Медном всаднике» никуда не деться, конфликт этот – пиранезианский, и каждый фотограф, берущийся за Петербург, так или иначе этот конфликт переживает, осознано или нет. В общем, «в чёрном чёрном городе чёрными ночами неотложки чёрные с чёрными врачами, едут и смеются песенки поют» – песни группы «Ленинград» опять же всё о том же петербургском Пиранези и «Медном всаднике». Самым известным произведением Пиранези являются “Тюрьмы” – ещё одна точка совпадения книги и выставки, – а тема тюрьмы – очень петербургская тема.

«Тюрьмы» и Пиранези и стало тем, от чего мы с Ольгой Корсуновой отталкивались в отборе выставки. Семнадцать талантливейших фотографов согласились участвовать в своего рода чествовании Пиранези, потому что эта выставка – своего рода hommage великого гравёра. Заодно и Петербурга, весьма непростого города, о чём нам фотографы и рассказывают. Книга и выставка для меня лично связаны очень тесно, потому что в своём романе-альбоме, как я определяю жанр Власть и «Тюрьмы» Миф Джованни Баттиста Пиранези, для меня было важным разъяснить не только обстоятельства зарождения замысла гравюрных серий и историю их публикации, показав заодно и жизнь «Тюрем» в веках. В Пиранези мне важнее всего то, что он не застывшая история искусств, а современен всегда, как в 1749 году, когда выпустил свой первый вариант «Тюрем», так и сейчас, в данный момент. Поэтому, как доказательство я и хочу воспроизвести целый ряд ассоциаций, накиданных мне в интернете разными людьми в ответ на вопрос «Какие ассоциации возникают у вас при произнесении словосочетания «Тюрьмы» Пиранези?»:

 

Высокие своды, и вообще много воздуха – в отличие от спертости брежневской застройки в районе Ткачей, где прошла моя бедная юность.

 

Вид изнутри, со двора, особняка Левашова в Петербурге, №18 по Фонтанке; его сумрачная (с перерывом) арка. Как выйдешь – контрастно – ширь Фонтанки с тогда ещё совсем узкой (несколько шагов поперёк) набережной, всей в сиянии летнего света; чугунная прозрачность ворот Летнего сада.

 

Чернота вестибюля питерской модерновой лестницы на Моховой и, сквозь полвека не мытые стёкла арочного окна – опять же торжественный летний свет – бархатный (ножной) регистр органа.

 

Выход на Неву сквозь ворота Львова в Петропавловской; именно выход, а не вид – не ширь, а ее ожидание в сумраке. Вообще любое ожидание выхода – хоть на железной дороге – путь сквозь финские граниты проёмов (пробоев) мостов и насыпей – но непременно в летний свет; зимой Пиранези не работает.

 

Питерские денди 70-80 годов, в которых нет ни свободы, ни воли, зато много фрустрированной элегантности.

 

Главная ассоциация: Петербург и даже Ленинград.

 

Сталелитейные цеха из фильма с Н. Рыбниковым в сценах с его просветлением, «Весна на заречной улице», метро «Маяковская», холл в провинциальном сталинском доме культуры.

Промзоны и жизнь вокруг них, когда даже в безопасной ситуации возникает какой-то иррациональный страх и чувство одиночества. В Москве есть такие места. Окраины провинциальных городов тоже.

 

Московский Сити – хоть конфигурация другая, но масштаб правильный.

 

В страшных снах бывает аналогичное ощущение, когда ты потерялся, не можешь найти дорогу и тебе очень страшно, как маленькому ребенку. Чувство беспомощности и опасности.

 

Это, конечно, никак не конкретно, но когда мне говорят, что пароль «Пиранези – тюрьмы», я хочу автоматически сказать отзыв «решетки – лестницы». Нужно только сообразить, где они есть. Но где-то точно.

 

Фотография 20-х с автомобилем, заехавшим на валун, висящий над пропастью. Бруно Ганц на плече ангела [в фильме «Носферату – призрак ночи»]; план свайного поля под Исаакием; Гангутское сражение.

 

Лифтовая шахта, затянутая паутиной и копотью, сквозь которую просвечивает солнце, попавшее сюда через хлопающую раму, в которой осталась только треть оконного стекла, и под которой стоит банка с водой и окурками. Да, и провода свисают новогодней гирляндой. СССкассска.

 

«Твоих оков узор чугунный»… (тут как все), оригами из копировальной бумаги, кованая бабушкина кровать с латунными фигурными набалдашниками, старая тефлоновая сковорода.

 

Орсон Уэллс – Александр Алексеев: «Процесс» – «Нарвские ворота» Филонова – «Стальной скок» Прокофьева.

 

Пешеходные мосты-переходы над развязками железных дорог, особенно в дождь: черные от копоти, ржавые монструозные конструкции, кажутся заброшенными, на высоченных железных сваях, черт знает когда сооруженных, вроде все громадное, тяжеленное, а ощущение, что вот-вот вылетит болт и вся эта громадина на тебя рухнет и под собой погребет.

 

Чугунный утюг, мокрые отвалы породы из шахты, запах серы в Норильске солнце после дождя, дым из градирни, скрежет внутри старого заброшенного корабля….

 

Достаточно. Об этом и выставка.

 

Аркадий Ипполитов

 

Серебряный город. Петербургская фотография ХХ–ХХI вв: karhu53 — LiveJournal

Центр фотографии имени братьев Люмьер и Фонд информационных и культурных программ “ФотоДепартамент”  представляют выставку «Серебряный город. Петербургская фотография ХХ–ХХI вв.».

Выставка «Серебряный город. Петербургская фотография ХХ–ХХI вв.»  посвящена «петербургской школе» фотографии. Это определение, недавно вошедшее в искусствоведческий обиход, относится в первую очередь не к географии, а к типу сознания, которое подразумевает особое отношение к окружающему и объединяет разных мастеров нескольких поколений. В центре внимания фотографов  оказывается город, не важно, снимают они пейзаж, портрет или натюрморт.

Борис Смелов, Аполлон, 1978

Петербург, с точки зрения Европы довольно молод, ему всего триста с небольшим лет, поэтому петербургская про-классическая ориентация в какой-то мере парадоксальна и именно она придает всему, что рождается в этом городе, неповторимость. Петербургская фотография демонстрирует своеобразие Петербурга очень внятно. «Петербургские истории» — именно так называлась эта выставка, когда год назад проходила в Бордо (Франция). Каждая фотография в ней – это рассказ, воспоминание¸ эмоция, предчувствие этого города, который оставляет свой особенный отпечаток на художнике, творящем в Петербурге.

Для всех авторов, участвующих в проекте,  характерна  приверженность к старым, традиционным видам печати, хранящим прикосновение рук художника. На выставке можно увидеть все многообразие техник съемки и печати: от съемки мягкорисующими объективами и моноклем, процарапывания негативов, прямой бром-серебряной печати и соляризации до раскраски отпечатка масляными красками.

Игорь Лебедев

Всего на выставке представлено более ста двадцати работ ведущих петербургских фотографов, а такжемолодых авторов. Выставка начинается с пятидесятых годов, с работ Бронислава Ясинского, фотографа, чье имя практически неизвестно даже знатокам фотографии. Он был одним из первых отечественных фотографов, работавшим в условиях жесточайшей цензуры, но сумевшим выйти за рамки чистого любительства и осмыслить фотографию как свободное и самодостаточное искусство.

Леонид Богданов. Игра. 1975

На выставке также представлены фотографии Бориса Смелова, одного из важнейших фотографов не только Ленинграда-Петербурга, но и России в целом, и его круга – Леонида Богданова, Ольги Корсуновой, Александра Китаева, Стаса Чабуткина, Сергея Жиркевича и других. В фотографии Бориса Смелова петербургское своеобразие, подразумевающее особую стилистику и технику печати, было выражено настолько сильно, что стало возможным говорить о «петербургской школе» фотографии как об отдельном и самостоятельном явлении. Петербург объединяет работы таких авторов как Людмила Таболина, Наталия Цехомская и Владимир Антощенко,  Александр Черногривов, Александр Никипорец, Евгений Мохорев и многих других.

Людмила Таболина. Прачечный мост. 1998

Станислав Чабуткин. Трамвайчик. 1979

Станислав Чабуткин. Дума. 1983

Антология «Живые, или Беспокойники города Питера» — отзыв fdooch

Рассказы о ярких представителях культуры Питера конца прошлого – начала нашего века от хороших писателей.

От кого: Павел Крусанов, Владимир Рекшан, Андрей Хлобыстин, Наль Подольский, Сергей Коровин, Сергей Носов.

О ком:

Георгий Ордановский — лидер группы «Россияне». Пропал без вести, а через 17 лет признан судом умершим.

Виктор Цой — лидер группы «Кино». Погиб в автокатастрофе.

Майк «Майк» Науменко — лидер группы «Зоопарк». Умер при невыясненных обстоятельствах.

Андрей «Свин» Панов — первый панк в СССР, лидер группы «Автоматические Удовлетворители». Умер от перитонита.

Сергей «Капитан» Курехин — пианист, композитор, актёр, первый шоумен СССР, лидер коллектива «Популярная механика». Умер от саркомы сердца.

Наль Подольский — писатель. Умер от инфаркта.

Николай Корзинин — барабанщик «Санкт-Петербурга», автор песен. Умер от инсульта.

Никитиа Зайцев — гитарист и скрипач, играл с «Санкт-Петербургом» и «ДДТ». Умер от печеночной комы.

Владимир Сорокин (не тот) — художник и музыкант. Умер от внезапной остановки сердца.

Тимур Новиков — художник. Ослеп от тяжелой болезни и через несколько лет умер от пневмонии.

Олег Григорьев — писатель и художник. Умер от прободения язвы желудка.

Виктор Кривулин — писатель. Умер от рака легких.

Владимир Гоосс — художник. Убит ножом в ссоре.

Борис «Пти-Борис» Смелов — фотограф. Умер от переохлаждения, заснув пьяным на скамейке.

Наталия Жилина — художница, писательница. Умерла от инсульта.

Борис «Гран-Борис» Кудряков — писатель, фотограф, художник. Умер от инсульта.

Леонид Богданов — фотограф. Умер от инфаркта.

Сергей Хренов — писатель. Погиб в результате несчастного случая.

Аркадий Драгомощенко — писатель. Причина смерти неизвестна.

Геннадий Григорьев — писатель. Умер от водки.

Виктор Топоров — писатель. Умер после полостной операции на сосудах.

Такая вот культура и риски профессий.

Написано всё так, что появляется желание вникать во все оставленные ими картины, фотографии и литературные произведения.

Выставка Леонида Богданова «Обратная Перспектива»

Что ВсёДень влюбленныхФильмы в прокатеСпектакли в театрахАвтособытияАкцииБалБалет, операБлаготворительностьВечеринки и дискотекиВыставкиДень снятия блокадыКинопоказыКонференцииКонцертыКрасота и модаЛекции, семинары и тренингиЛитератураМероприятия в ресторанахМероприятия ВОВОбластные событияОбщественные акцииОнлайн трансляцииПраздники и мероприятияПрезентации и открытияПремииРазвлекательные шоуРазвлечения для детейреконструкцияРелигияСобытия на улицеСпектаклиСпортивные событияТворческие вечераФестивалиФК ЗенитШкольные каникулыЭкологические событияЭкскурсииЯрмарки

Где ВездеАдминистрации р-новКреативные art заведенияПарки аттракционов, детские развлекательные центрыКлубы воздухоплаванияБазы, пансионаты, центры загородного отдыхаСауны и баниБарыБассейны и школы плаванияЧитальные залы и библиотекиМеста, где играть в бильярдБоулингМагазины, бутики, шоу-румы одеждыВерёвочные городки и паркиВодопады и гейзерыКомплексы и залы для выставокГей и лесби клубыГоры, скалы и высотыОтели ГостиницыДворцыДворы-колодцы, подъездыЛагеря для отдыха и развития детейПрочие места отдыха и развлеченийЗаброшки — здания, лагеря, отели и заводыВетеринарные клиники, питомники, зоогостиницыКонтактные зоопарки и парки с животнымиТуристические инфоцентрыСтудии йогиКараоке клубы и барыКартинг центрыЛедовые катки и горкиРестораны, бары, кафеКвесты в реальности для детей и взрослыхПлощадки для игры в кёрлингКиноцентры и кинотеатрыМогилы и некрополиВодное поло. байдарки, яхтинг, парусные клубыКоворкинг центрыКонные прогулки на лошадяхКрепости и замкиМагазины одежды и продуктов питанияМаяки и фортыМед клиники и поликлиникиДетские места отдыхаРазводный, вантовые, исторические мостыМузеиГосударственные музеи-заповедники (ГМЗ)Креативные и прикольные домаНочные бары и клубыПляжи, реки и озераПамятники и скульптурыПарки, сады и скверы, лесопарки и лесаПейнтбол и ЛазертагКатакомбы и подземные гротыПлощадиПомещения и конференц залы для событий, конференций, тренинговЗалы для концертовПристани, причалы, порты, стоянкиПриюты и фонды помощиПрокат велосипедов и самокатовСтудии красоты и парикмахерскиеОткрытые видовые крыши и площадкиКомплексы, арены, стадионыМужской и женский стриптиз девушекШколы танцевГипер и супермаркетыДК и театрыЭкскурсионные теплоходы по Неве, Лагоде и Финскому ЗаливуТоргово-развлекательные центры, комплексы и торговые центры, бизнес центрыУниверситеты, институты, академии, колледжиФитнес центры, спортивные клубы и оздоровительные центрыПространства для фотосессий и фотосъемкиСоборы, храмы и церкви

Когда Любое времясегодня Ср, 10 февралязавтра Чт, 11 февраляпятница, 12 февралясуббота, 13 февралявоскресенье, 14 февраляпонедельник, 15 февралявторник, 16 февралясреда, 17 февралячетверг, 18 февраляпятница, 19 февраля

В Строгановском дворце открылась выставка «Ленинградский фотоандеграунд» (ФОТО)

В советское время фотография рассматривалась преимущественно как прикладной вид деятельности или художественной самодеятельности. Художественные музеи игнорировали это искусство вплоть до начала 1990-х годов, сообщает сайт Русского музея.

Проект куратора Валерия Вальрана — собрание одиночек и маргиналов, не имевших ни общей идейной платформы, ни хотя бы внешнего формального сходства; некоторые из них даже не были друг другу представлены, пишет «Афиша». Четырнадцать очень разных авторов объединяет один-единственный признак: они не могли выставляться официально.

«Под парашютом» выставлялись 13 авторов, кто-то потом отошел от фотографических дел, остались Самарин (Валентин Тиль Мария), Борисы Смелов и Кудряков, Геннадий Приходько, Леонид Богданов, Слава Михайлов, Ольга Корсунова и Владимир Окулов.

Слава Михайлов. Динара Асанова (Кинорежиссер). Ленинград. 1970

У Самарина шансов на официальную выставку не было вовсе: он неспешно блуждал в дебрях метафизики и прочей абстракции, а на требование объясниться выдавал такой терминологический ряд, что у нетерпеливого КГБ сводило мозги, — в общем, к 1981 году его выставили из страны. Борису Смелову однажды повезло: в 1975-м по какому-то недосмотру Выборгский фотоклуб в одноименном ДК организовал его выставку — ее закрыли на следующий же день (хотя в пейзаже и натюрморте, которым Смелов отдавал предпочтение, политики было не больше, чем в бутылке кефира с зеленым козырьком из фольги, — больше было меланхолии заметно алкогольного свойства). Кудрякова не выставляли за то, что он подписывал свои натюрморты какими-то невменяемыми названиями и любил трущобы. Приходько снимал обнаженку: эдакий Тинто Брасс, если его запереть с мясистой славянской моделью где-нибудь в карельских лесах. Богданов, исполнявший вполне лояльный пейзаж, ну разве что с сюрреалистическим оттенком, слыл человеком не слишком благонадежным из-за тусовок в своей лаборатории.

Ольга Корсунова. Борис Смелов. Ленинград. 1970-е

Корсунова же, Михайлов и Окулов, бывший мужем поэтессы Вознесенской и потому не испытывавший недостатка в гениях, снимали портреты людей настораживающе богемного вида. В частности, прославленный Довлатовым поэт Охапкин, отказавшийся от женитьбы на том основании, что невеста «медленно ходит, а главное — ежедневно жрет», был одним из любимых окуловских персонажей.

Владимир Окулов. В. Окулов и Н. Лазарева (после возвращения из лагеря). Ленинград. 1985.

Куратор Вальран присоединил к этим творческим единицам еще шестерых: Матренина, Фалина, Шишкова, Звягина, Подгоркова и Антоненко.

Пти-Борис Смелов. Без названия. Ленинград. Ноябрь. 1985

Леонид Богданов (Автор книги «Наследие Романовых»)

	Санкт-Петербург: Скрытые интерьеры — пользователем Катя Голицына, Леонид Богданов (фотограф), Олег Трубский (фотограф) 4,71 средняя оценка — 7 оценок — 2 издания	Хочу почитать сохранение… Хочу почитать В настоящее время читаю Читать Книга оценок ошибок. Обновите и попробуйте еще раз. Оценить книгу Очистить рейтинг 1 из 5 звезд2 из 5 звезд3 из 5 звезд4 из 5 звезд5 из 5 звезд
	Царское Село: Дворец Екатерины Великой — пользователем Григорий Яр, Леонид Богданов (фотограф) 3.80 средняя оценка — 5 оценок	Хочу почитать сохранение… Книга оценок ошибок.Обновите и попробуйте еще раз. Оценить книгу Очистить рейтинг 1 из 5 звезд2 из 5 звезд3 из 5 звезд4 из 5 звезд5 из 5 звезд
	Санкт-Петербург и его окрестности — пользователем Наталья Попова, Леонид Богданов (фотограф), Валентин Барановский (фотограф) 3,78 средняя оценка — 9 оценок — опубликовано 2007 г. — 3 издания	Хочу почитать сохранение… Книга оценок ошибок.Обновите и попробуйте еще раз. Оценить книгу Очистить рейтинг 1 из 5 звезд2 из 5 звезд3 из 5 звезд4 из 5 звезд5 из 5 звезд
	Эрмитаж. Прогулка по залам и галереям [Иллюстрированный путеводитель] [на английском языке] — пользователем Сергей Веснин, Леонид Богданов (фотограф), Павел Демидов (фотограф) понравилось 3.00 средняя оценка — 1 оценка — опубликовано 2001 г.	Хочу почитать сохранение… Книга оценок ошибок. Обновите и попробуйте еще раз. Оценить книгу Очистить рейтинг 1 из 5 звезд2 из 5 звезд3 из 5 звезд4 из 5 звезд5 из 5 звезд
	Наследие Романовых: дворцы Петербурга — пользователем Зоя Белякова, Мари Клейтон, Леонид Богданов 4.09 средняя оценка — 22 оценки — 2 издания	Хочу почитать сохранение… Книга оценок ошибок. Обновите и попробуйте еще раз. Оценить книгу Очистить рейтинг 1 из 5 звезд2 из 5 звезд3 из 5 звезд4 из 5 звезд5 из 5 звезд
	Мосты Санкт-Петербурга — пользователем Борис Антонов, Валентин Барановский (фотограф), Леонид Богданов (фотограф) 0. 00 средний рейтинг — 0 оценок	Хочу почитать сохранение… Книга оценок ошибок. Обновите и попробуйте еще раз. Оценить книгу Очистить рейтинг 1 из 5 звезд2 из 5 звезд3 из 5 звезд4 из 5 звезд5 из 5 звезд

Богданов Л. [WorldCat Identities]

Романовское наследие: дворцы Петербурга. Z.Я Белинякова ( Книга )
9 изданий опубликовано между 1994 г. и 1996 г. в английский и проводится 328 член WorldCat библиотеки по всему миру
«Город Св. Петербург, основанный Петром Великим в 1703 году, славится красотой своей архитектуры. Интерьеры о великолепных дворцах гораздо менее известны, и эта прекрасная книга раскрывает их во всех их великолепных деталях. Дворцы уцелевшие до сих пор обставлены и украшены такими же, какими они были в начале коммунистической революции, с роскошными тканями, мебелью, посудой, фарфором и детализированной маркетри — все это создает одни из самых потрясающих интерьеров в мире.Многие из тех, что были разрушены во время блокады Ленинграда, бережно и кропотливо восстанавливаются. во всем своем великолепии ».« Барочное величие Екатерининского дворца, изысканного Китайского дворца — где Екатерина Великолепно провела счастливые часы со своим возлюбленным Григорием Орловым — и крохотный, но идеальный Елагинский дворец — лишь некоторые из прекрасных здания, изображенные на страницах книги. «—Пиджак Санкт-Петербург( Книга )
3 изданий опубликовано в 1993 г. в английский и проводится 17 член WorldCat библиотеки по всему миру
Фотографии запечатлели красоту Санкт-Петербурга Подвиг Эрмитажа С.П. Варшавский ( Книга )
3 изданий опубликовано в 1987 г. в русский и проводится 4 член WorldCat библиотеки по всему миру

БОГДАНОВ Юрий Петрович, фото, биография

Юрий Петрович Богданов родился 15 июня 1935 года в г. Смоленск в семье служащих. Отец — железнодорожник редакции газеты, мать — мастер деревообрабатывающего завода.
В начале войны, после первой бомбардировки города семья была эвакуирована в тыл, в Башкортостан. Отец ушел на фронт и погиб в 1942 году в боях под Ленинградом.
В 1945 году семья вернулась на родину матери, в Ленинград. В 1951 году окончил Юрские 7 классов 24-й общеобразовательной школы им. И.А. Крылова и осталась поступать в Архангельское мореходное училище.Поступил, окончил 1955 г., получил квалификацию техника-строителя и был отправлен в Ленинград на Канонерский судостроительный завод. Несколько лет работы на заводе научили молодого специалиста.
Next — большой опыт работы в строительном управлении судостроительной отрасли, длительные командировки на судостроительные предприятия страны, плавание в Арктике, Баренцевом и Белом морях. После окончания КБ и специальной подготовки поступив в ЕЛАМ (Ленинградский военно-механический институт), Юрий Богданов окончил с отличием в 1964 году и вернулся на работу в судостроительную промышленность. С 1964 по 1977 год работал в ЦНИИ технологии судостроения.
В 1977 г. участвовал в полугодовом плавании научной экспедиции НИС «Изумруд» в Индийском океане.
Еще в училище Юрий увлекся фотографией, взяв трофейную «Эксакту». Это удобно во время круиза. Постепенно увлечение стало профессиональным. 2,5, Юрий Петрович заведовал фотолабораторией филиала института. Вся дальнейшая жизнь была связана с фото.
С. П. Богданов — член фотоклубов Санкт-Петербурга и Выборга «Дружба». Его работы часто выставляются на городских, всесоюзных и международных фотовыставках и были отмечены наградами.
Бесконечное увлечение фотографией побудило мастеров снимать родного Петра, его пейзажи, жанровые сцены, портреты горожан.
Офицер Юрий Богданов на ЦНИИЦ был ленинградский бард Леонид Нахамкин, который однажды устроил концерт еще одного петербургского.Петербургский институт барда — Евгений Клячкин. Это привело к интересу к тематике авторской песни, содержательной лирике, искренности чувств и манере исполнения, к личности авторов. Пора было взяться за камеру. С начала 80-х годов С. Богданов регулярно выпускался авторами и художниками Ленинграда, Москвы и других городов.
На сегодняшний день в портретной галерее бардов более 60 цветных и черно-белых фотографий. Помимо выставок, портреты экспонировались в концертных залах во время фестиваля авторской песни.Подготовлен материал для фотобуклета петербургских представителей жанра авторской песни.
Фотографии С. П. Богданова украшают многие сборники песен бардов, а также виниловые пластинки, аудиокассеты и лазерные диски А. Брунова, ИН. Вихорева А. Городницкий, Е. Клячкин, С. Кукина, А. Хочинского и других авторов и художников, в том числе сборных.
В 2000 году в издательстве «Профессия» (Санкт-Петербург) вышла книга «Петербургский аккорд», в которую вошли более 100 стихотворений и песен бардов Ленинграда-Санкт-Петербурга.Стихи и песни иллюстрированы изображениями города, наполненными Н. П. Богданов .
Сайт Ю.П. Богданов также размещен на страницах бардов В. Вихорева Е. Клячкин, SW. Кукина, А. Тальковского и другие.

Фото Богданов , Юрий Петрович

Учимся у Богданова | Исторический материализм

Обзор Красный Гамлет: Жизнь и идеи Александра Богданова Джеймса Д.Белый

Поль Ле Блан

Исторический факультет Университета Ла-Рош, Питтсбург, Пенсильвания

[email protected]

Джеймс Д. Уайт, (2019) Красный Гамлет: Жизнь и идеи Александра Богданова , Исторический материализм Книжная серия, Чикаго: Haymarket Books.

Аннотация

Александр Богданов — центральная фигура в истории русского марксизма, равный Ленину в раннем формировании большевизма.Работа его жизни охватывала медицину, естественные науки, математику, политическую экономию, социологию, философию, образование, политическую теорию и многое другое. Раскол Богданова и Ленина включал кристаллизацию отличительного варианта марксизма, который до сих пор не был широко распространен. Очень содержательная биография Джеймса Д. Уайта Красный Гамлет: Жизнь и идеи Александра Богданова является частью коллективного проекта по извлечению и предоставлению доступа к вкладам чрезвычайно важного революционного мыслителя.Настоящая критическая оценка исследования Уайта и критический обзор идей и жизни Богданова призваны способствовать более широкому изучению идей и подходов Богданова, которые могут улучшить наше понимание прошлого, настоящего и будущего.

Ключевые слова

Богданов — Марксизм — Коммунизм — Ленин — Большевики

Удивительный Александр Александрович Малиновский более известен под революционной фамилией, которую он взял от своей жены Натальи Богдановны Корсак (революционерка, медсестра и акушерка).До сих пор среди тех, кто не знает русского языка, оказались доступными только фрагменты Богданова. Хотя он был основной целью философской полемики Ленина Материализм и эмпириокритицизм , мы не смогли прочитать, за исключением отрывков и отрывков, тексты Богданова, которые спровоцировали и отреагировали на то, что говорил Ленин. Единственная полная его работа, которая была легко доступна, — это замечательная работа левой научной фантастики 1908 года, Red Star .[1]

Родившийся в 1873 году, он был широко отмечен в Советском Союзе после его смерти в 1928 году — например, Николаем Бухариным, в то время одним из высших руководителей Коммунистической партии России:

В лице Александра Александровича мы потеряли человека, который по своим энциклопедическим знаниям занимал особое место не только в Советском Союзе, но был одним из самых значительных умов всех стран. Это одно из самых редких качеств революционеров.Богданов одинаково свободно чувствовал себя в изысканной атмосфере философской абстракции и в конкретных формулировках теории кризисов. Естественные науки, математика и социальные науки: он был экспертом в этих областях, он мог выжить в битвах во всех этих областях, и он чувствовал себя «как дома» во всех этих областях человеческого знания. От теории огненных молний до анализа крови и до самых широких обобщений «тектологии» — вот истинный круг теоретических интересов Богданова. Экономист, социолог, биолог, математик, философ, врач, революционер и, наконец, автор прекрасной Красной Звезды — во всех этих областях он был совершенно исключительной фигурой в истории нашей общественная мысль. … Исключительная сила его ума, его благородство духа, его верность идеям — все эти качества дают ему право опускать наши знамена у его могилы. [2]

Многим из нас, захваченных английским языком, казалось очевидным, что мы упускаем невероятно важный объем работы и опыта.

Происходит кардинальный сдвиг. Очень существенная книга Джеймса Д. Уайта Red Hamlet: The Life and Ideas of Alexander Bogdanov является частью коллективного проекта, выпускаемого издательством Brill Publishers в рамках серии книг «Исторический материализм», а издания в мягкой обложке впоследствии выпускаются Haymarket Books с участием не менее десяти проектируемых томов сочинений Богданова. Два из них уже появились: Философия живого опыта (1913) и Эмпириомонизм (1904–6). Тем, кто заинтересован, следует ознакомиться с недавно созданным сайтом Библиотеки Александра Богданова [3].

Богданов — не только центральная фигура в истории русского марксизма, но и был на одном уровне с Лениным в раннем формировании революционно-социалистического течения, известного как большевизм. После периода тесного сотрудничества в создании и руководстве большевистской фракцией Российской социал-демократической рабочей партии их разлад привел к ожесточенному конфликту с 1907 по 1909 год, причем версия большевизма Богданова казалась более сильной в глазах. из многих.

Проницательный революционный романист Максим Горький писал о Богданове: «Он совершит в философии ту же революцию, которую Маркс совершил в политической экономии. … Если он добьется успеха, мы станем свидетелями поражения остатков буржуазной метафизики, распада «буржуазной души» и рождения социалистической души ». Богданов и его единомышленники разрабатывали вариант марксизма гораздо более яркий, чем почтенного Георгия Плеханова, «отца русского марксизма», философской ориентации которого продолжал придерживаться Ленин. Более решительно то, что политическая ориентация богдановцев сильно отклонилась влево от того, что Ленин считал практичным после поражения революционного подъема 1905 года. «Плеханов и Ленин, хотя и расходятся в вопросах тактики, оба верят в исторический фатализм и проповедуют его», — пояснил Горький. «Другая сторона проповедует философию действия. Мне ясно, на чьей стороне больше правды »[4]

Сильные стороны и ограничения

Оценка

Горького описывает не только его собственное видение того далекого времени, но и дух, которым проникнута биография Уайта.Результат дает как огромные преимущества, так и серьезные ограничения. Большая часть этого тома представляет собой столь необходимое, подробное, четко написанное и чрезвычайно сочувственное путешествие по творчеству Богданова с конца 1890-х до 1920-х годов.

С другой стороны, нам очень мало информации о личных аспектах истории Богданова. Вскользь упоминаются, но не обсуждаются его родители, его жена, его бывшая любовница, которая родила ему сына, подавляющее большинство его друзей, его коллег и его революционных товарищей. Нет критического исследования его личности, хотя некоторые ее аспекты проявляются в щедрых цитатах, которые Уайт дает другим.

Существует некоторая элементарная социально-экономическая, культурная и политическая контекстуализация, хотя тот факт, что Богданов был революционным активистом, неизбежно вытесняет больше внимания к этому аспекту его жизни. Даже здесь есть ограничения. Богданов был связан с аспектом «вооруженной борьбы» большевизма (который включал в себя «экспроприации» — или ограбления банков), но, например, об этом очень мало информации.

Еще одно ограничение состоит в том, что Уайт, стойкий и давний приверженец того, что Ларс Ли назвал «учебниковой» интерпретацией Ленина, представляет его от начала до конца как мрачно авторитарного по своей сути [5]. Когда кажется, что аспекты жизни и мысли Ленина идут совсем в другом направлении, Уайт сразу ставит тени и вопросительный знак на то, что могло бы представить Ленина в благоприятном свете. Он редко вызывает у Ленина какие-либо сомнения и, как правило, с удовольствием дает мрачные интерпретации тому, что Ленин говорит, думает, делает (или предположения о том, что Ленин, возможно, мог сказать, подумать или сделать). Эта ориентация четко прослеживается в комментарии в очень слабой последней главе книги:

Конфликт с Лениным доминирует в политической карьере Богданова. Русский богдановский ученый А.Л.Тахадтажан пишет, что его не перестает удивлять, что такой культурный и гуманный человек, как Богданов, долгие годы был политическим соратником такого зловещего персонажа, как Ленин. Другими словами, для Тахадтажана вопрос не в том, что положило конец ассоциации Богданова и Ленина, а в том, как это вообще могло произойти.Это полезный способ взглянуть на вопрос… [6]

Размышления Уайта над этим вопросом предсказуемо показывают, что Богданов — очень хороший парень, а Ленин — очень, очень плохой парень. Тем не менее, Уайт — достаточно серьезный ученый, чтобы предоставить обширный материал, указывающий на сложности, которые могут дать интерпретации, отличные от его собственных. И какими бы ни были ограничения, их преодолевает главный вклад Уайта: богатый и систематический отчет о мысли Богданова.

Экономика, философия, организация

Первая крупная работа Богданова, Краткий курс экономической науки (1897), содержала исторически ориентированное изложение марксистской экономики.Когда он впервые появился, Ленин с энтузиазмом рассмотрел его:

Книга г-на Богданова — замечательное проявление в нашей экономической литературе; Это не только «не лишнее» руководство среди ряда других (как «надеется» автор в своем предисловии), но и безусловно лучшее из них. … Выдающаяся заслуга Курса г-на Богданова состоит в том, что автор последовательно придерживается исторического материализма. Очерчивая определенный период экономического развития в своем «изложении», он обычно дает набросок политических институтов, семейных отношений и основных течений социальной мысли в связи с основными чертами обсуждаемой экономической системы.[7]

Он прошел через множество изданий, в конечном итоге появившись в английском переводе в 1923 году благодаря Коммунистической партии Великобритании. Как тогда заметил переводчик Дж. Файнберг:

Как пишет автор в предисловии, он был написан в мрачные дни царской реакции для использования в кружках тайных рабочих; и сегодня он служит учебником в сотнях, если не тысячах, партийных школ и кружков, действующих в Советской России и готовящих будущих руководителей Рабочей республики.[8]

Однако, как выяснилось, Богданов отнюдь не был склонен ограничивать свой анализ областью экономики. Он был в центре группы молодых революционных интеллектуалов, в том числе Анатолия Луначарского, Михаила Покровского и Владимира Базарова, стремящихся использовать марксизм для развития всестороннего понимания общества, природы, жизни, реальности. На них оказали влияние Эрнст Мах, известный австрийский физик, также занимающийся изучением истории и философии науки, и швейцарско-немецкий философ Рихард Авенариус, идеи которого внесли свой вклад в философские течения, известные как логический позитивизм и логический эмпиризм. Среди прочего, они идентифицировали себя как «монистов», которые рассматривали реальность как единое целое, отрицая существование двойственности между материей и разумом, настаивая на том, что разум — вместо того, чтобы отражать «объективные реальности» (как утверждал Плеханов), знает только действительные или потенциальный сенсорный опыт. Не имело смысла отделять материальную реальность от того, что находится в сознании людей.

Согласно Маху, материя лучше всего может быть понята как неотделимая от человеческих ощущений. Богданов придал этому марксистский оттенок: «Материя есть сопротивление деятельности; мысль — это организующая форма деятельности.Оба изначально относятся к человеческой, коллективной, трудовой деятельности. … В этой модели все неделимо и неразделимо… »По его словам,« истина выражает отношение человеческого коллектива к вещам его опыта. Сила или ценность истины проистекает из того факта, что она является кристаллизованным социальным опытом ». Богданов подчеркнул, что« истина… произведено, — создано борьбой человечества с целями природы ». Реальность — это« живой опыт ».[9]

Отец русского марксизма осудил это как немарксистский философский идеализм, в то время как марксисты, находящиеся под влиянием Маха, настаивали на том, что их подход был намного ближе к актуальной ориентации Карла Маркса, чем «механистический материализм» Плеханова. (Кроме того, концептуализация Маха — как часто отмечают его защитники — повлияла на развитие теории относительности Альбертом Эйнштейном.) [10]

Для так называемых махистов эквивалентом «объективной реальности» Плеханова было расширяющееся коллективное понимание.Богданов настаивал, что социально организованный опыт имеет большую ценность, чем индивидуально организованный опыт. Индустриальный капитализм «объединяет людей в большие массы для общего труда», — говорит Уайт (резюмируя Богданова), и «взаимопонимание, которое они развивают, служит расширению и углублению их опыта. … Какими бы механизмами ни управляли рабочие-механики, в общем характере и содержании их труда есть много общего, и это сходство продолжает увеличиваться по мере того, как машина приближается к совершенству, чтобы стать полностью автоматическим механизмом. ’[11]

Прокладывая путь для социально организованного опыта, необходимого для большего научно обоснованного сознания — «эта универсальность опыта способствует взаимопониманию и поощряет солидарность среди рабочих», а «фрагментация человечества» через специализацию «постепенно преодолевается». Это, в свою очередь, открывает путь к «новому типу ученых, [которые] широко образованы, имеют монистическое мышление, социально значимы. Он воплощает сознательную систематическую интеграцию человечества.Для Богданова лучшим примером такого человека был Карл Маркс, человек, который первым дал монистическое понимание общественной жизни и развития »[12]

. Обширное изложение

Уайта эссе 1906 года «Революция и философия» объединяет так много сторон взглядов Богданова, что его стоит процитировать полностью:

Как и революция, философия является средством преодоления противоречий и установления гармонии. Противоречие здесь заключалось в несоответствии между рациональными и гуманными принципами, которые, по мнению людей, должны управлять их жизнью, а также в несправедливости и бесчеловечности, которые характеризовали настоящие человеческие отношения. Эксплуатирующие классы в обществе извлекали выгоду из его иррациональности и несправедливости, в то время как на стороне эксплуатируемых классов промышленный пролетариат в своей борьбе с природой постепенно расширял сферу разума и справедливости в обществе. Промышленный пролетариат представил новое мировоззрение, которое смогло устранить противоречие между социальным мировоззрением людей и их социальным опытом. Противоречие было разрешено социальной философией Маркса, согласно которой не сознание людей определяет их социальное бытие, а их социальное бытие определяет их сознание.Это осознание устранило все абсолютное в восприятии. Философия Маркса устранила фетишизм из восприятия и сделала возможным интегрированный взгляд на мир, соответствующий реальному опыту людей [13].

Со временем философский эмпириомонизм Богданова трансформировался в то, что он считал наукой, которую он назвал тектологией , предшественником того, что после Второй мировой войны стало известно как «общая теория систем». Он видел в этом «науку об организации», охватывающую всю реальность.Организаторская деятельность, объясняет Уайт, поскольку Богданов пронизывает как живые, так и неживые явления [14]. «Определение, которое он дал организации, было« целое, которое больше, чем сумма его частей ». Уайт продолжает:

Весь мир состоял из процесса организации, бесконечно развивающегося ряда комплексов различных форм и уровней организации в их взаимоотношениях, в их борьбе или их объединении. Все они, какими бы отдаленными друг от друга они ни были качественно и количественно, могли быть отнесены к одним и тем же организационным методам, одним и тем же организационным формам.[15]

Уайт отмечает, что Богданов надеялся, что тектология «станет основой пролетарской науки», но большинство исследователей не смогли бы ее прочитать. «Чтобы в полной мере оценить это, нужно иметь хоть какие-то знания в области физики, химии и биологии, но знакомство с экономикой, астрономией и лингвистикой не помешает. Другими словами, — заключает Уайт, — читатели должны уже обладать такими знаниями, в которых они должны были обучать Tectology .’[16]

White представляет две другие области мысли Богданова, которые будут кратко затронуты позже в этом обзоре: (1) пролетарская культура [ Proletcult ] и (2) исследования в области переливания крови и то, что Богданов назвал «борьбой за жизнеспособность». Как резюмирует Уайт, «полезная задача раскопать великую сокровищницу его идей продолжается до наших дней» [17]

.

Однако Богданов был еще и революционным активистом. Чтобы отдать ему должное, нужно учитывать роль, которую он играл в Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП) и ее большевистской фракции.Несмотря на то, что биография Уайта не дает всестороннего обсуждения этого вопроса, она предлагает полезную информацию, которую необходимо интегрировать в любые серьезные попытки понять этот аспект русской революционной истории.

Ранний большевизм

Вряд ли будет спорным сказать, что большевизм в том виде, в каком мы его знаем, не существовал бы без вклада Владимира Ильича Ленина. Но, как подсказывает биография Уайта, сомнительно, что большевизм в том виде, в каком мы его знаем, мог бы существовать без вклада Александра Александровича Богданова.В дальнейшем информация о роли Богданова, содержащаяся в биографии Уайта, будет отделена от ранее упомянутого «учебного» антиленинского высказывания.

Когда Искра течение РСДРП раскололось на большевистско-меньшевистские фракции в 1903 году, противники Ленина мобилизовались в эффективной кампании, чтобы отменить решения II съезда РСДРП, против которых они выступали, захватить влиятельный партийный журнал Искра и создать общественное давление внутри международного социалистического движения с целью изолировать и очернить Ленина и его единомышленников, которые представляли большинство на Втором Конгрессе.Самый влиятельный союзник Ленина, Георгий Плеханов, бросил его, и в революционном подполье Российской империи возникла серьезная путаница.

Изучив документы и отчеты Второго съезда, Богданов и группа ярких и энергичных товарищей вокруг него — все молодые и энергичные — пришли к выводу, что они согласны с осажденной фракцией вокруг Ленина. Богданов и Лунарчарский обсудили брошюру Ленина «Что делать?» на большом собрании революционных активистов в 1902–1903 гг.[18] В большевистско-меньшевистской полемике широко фракционно использовалось утверждение Ленина о том, что «история всех стран показывает, что рабочий класс исключительно своими собственными усилиями способен развить только профсоюзное сознание», в то время как « Теория социализма … выросла из философских, исторических и экономических теорий, разработанных образованными представителями имущих классов, интеллектуалами. ‘Хотя это использовалось его противниками (включая, теперь, Белого), чтобы изобразить Ленина как авторитарного элитиста, Богданов отверг эту интерпретацию.Даже после разрыва с Лениным он настаивал:

Однажды Ленин в Что делать? оговорился, сказав, что рабочий класс неспособен самостоятельно, без помощи социалистической интеллигенции подняться над идеями тред-юнионизма и прийти к социалистическому идеалу. Фраза была произнесена совершенно случайно в пылу полемики с «экономистами» и не имела никакого отношения к основным взглядам автора. Это не помешало меньшевистским писателям в течение трех лет сосредоточить свою торжествующую полемику на упомянутой выше фразе Ленина, которой он якобы раз и навсегда показал антипролетарский характер большевизма.[19]

Богданов совершенно иначе видел характер большевизма. В 1903 году он выпустил эссе, отражающее некоторые аргументы Ленина в его описании идеальной централизованной организации, включающей того, что он называл «идеологом» (в соответствии с концепцией «профессионального революционера») и членами рабочего класса в подпольных условиях:

Человек массы и обсуждает, и решает, в каких пределах он будет следовать за идеологом; он «выполняет» свои организационные приказы только постольку, поскольку они выражают чаяния и желания человека масс.Он разными способами сам указывает идеологу, что тот должен ему дать. Он не только подчиняет себя идеологу, но и в определенной степени подчиняет его самому себе. И чем больше синтетических элементов, тем живее социализация идеологов со своими последователями, чем товарищеской становится их взаимная связь, чем прогрессивнее психология обеих сторон, тем живее будет их дело. [20]

В Наши недоразумения , брошюра 1904 года, написанная в соавторстве с М.С. Ольминский, защищая большевиков от различных критических замечаний (включая критику Плеханова, Карла Каутского и Розы Люксембург), Богданов, как говорит нам Уайт, «обнаружил, что обвинение« бонапартизма »против« большинства », побуждение диктовать местные организации и даже распускать их по собственному желанию не имели оснований. … В России правилом была местная автономия… »Решающим моментом раскола стало принятие предложения Ленина о сокращении численности редакции « Искры »с шести до более удобных трех (Плеханов, Ленин, Мартов), что предполагал устранение маститых старожилов Веры Засулич и Павла Аксельрода.По мнению Богданова, «люди, занимающие руководящие должности в партии, и члены редакционной коллегии ее центрального органа… не должны быть пожизненными». Он соглашался с Лениным, что «организация РСДРП должна строиться на демократических принципах. , что должно быть правило большинства », что не было« непреодолимых »разделений между меньшевиками и большевиками, и что« меньшевики »поступили предосудительно, отказываясь подчиняться решениям Второго съезда партии. ’[21]

Лидер большевиков

Богданов и его товарищи присоединились к усилиям большевистской фракции и сыграли неоценимую роль в борьбе за построение такой партии, демократического, но дисциплинированного революционного марксистского коллектива, к которому стремился Ленин. Когда «Богданов появился на горизонте», — вспоминала позже соратница Ленина Надежда Крупская, — «Владимир Ильич был еще мало знаком с его философскими трудами и совсем не знал его лично.Однако было очевидно, что он был человеком, способным занять руководящее положение в партии ». Она добавила, что« у него были обширные связи в России ». Лето 1904 года Крупская и Ленин провели с небольшой группой близких единомышленников и «с Богдановыми» [А.А. Богданов с женой Натальей] обсудили план работы »[22]

По словам Уайта, важное обращение 1904 года «К партии», часто приписываемое Ленину, на самом деле было написано в соавторстве с Лениным и Богдановым [23]. Осуждая тот факт, что «способность партии к гармоничным и единым действиям превращается в простую мечту», они выразили надежду, что «болезнь партии [является] болезнью роста», которую можно преодолеть посредством «немедленного вызова партии». Третий партийный съезд «для того, чтобы« прояснить ситуацию, урегулировать споры и ограничить борьбу соответствующими рамками ».Меньшевикам нужно дать «самые широкие формальные гарантии». Они добавили: «Выдвигая эту программу борьбы за единство партии, мы приглашаем представителей всех других оттенков и все партийные организации четко изложить свои собственные программы, чтобы обеспечить серьезную и систематическую, сознательную и методическую подготовку. для съезда »[24]. Уайт указывает на очевидную идею, которой придерживались Богданов и его товарищи, относительно« права тех, кто не согласен с решениями съезда [РСДРП], выражать свое мнение и обеспечивать их рассмотрение на следующих заседаниях. съезд партии.’[25]

Обсуждая организационные взгляды Богданова, Уайт пишет: «Он считал, что в партийной организации лозунга централизма недостаточно; следует также продвигать лозунг демократизма ». Однако это концептуализация также поддерживается Лениным и другими представителями обеих фракций РСДРП. Взгляды, которые белые приписывают Богданову, были отнюдь не только его взглядами: «партия, придерживавшаяся товарищеских принципов, была чужда голой централизации и слепой дисциплине.Это было несовместимо со свободным и сознательным характером товарищеской связи; это требовало демократических форм организации. «Отмечая, что неизвестно, какой человек выдвинул конкретный термин« демократический централизм »на объединительном съезде РСДРП в 1906 году, Уайт предполагает, что это мог быть сам Богданов, и позже открыто заявляет, что» само понятие «демократический централизм» обязано своим существованием Богданову »[26]. Похоже, что этот термин не был чем-то новым для рабочего движения (возможно, восходящим, по крайней мере, к 1870-м годам), был введен в РСДРП меньшевиков, но был воспринят и большевиками.Богданов красноречиво продвигал эту концепцию, но вряд ли она исходила от него [27].

Однако вскоре возникла существенная политическая разница между большевистской и меньшевистской фракциями, несколько приглушенная, по мнению Уайта, но определенно имеющая решающее значение для большевиков. Как позже объяснил один из призывников Богданова к большевизму Михаил Покровский: «Ленин поставил себе задачу свергнуть царя; меньшевики заставили царя до уступить в .Ленин считал свержение царизма задачей рабочих и крестьян ; Меньшевики считали, что лучший способ добиться уступок от царя — это действовать в союзе с буржуазией . Среди более умеренных интеллектуалов возникло значительное организованное либеральное течение, многие из которых были связаны с «прогрессивными» промышленниками и землевладельцами, надеясь на это. работать с царем, чтобы расширить гражданские свободы и создать представительное собрание, а с менее примирительным течением — сформировать партию, известную как конституционные демократы.Обсуждая оппозицию большевиков опоре на либералов, Уайт приводит аргументы, выдвинутые Богдановым в конце 1904 года: «Общей чертой всех либералов была их враждебность к социализму. Когда возникала опасность социализма, либералы часто были готовы вступить в союз с наиболее реакционными партиями и прибегать к самым крайним мерам »[28]

.

В то же время внутри большевистской фракции возникли разногласия, в частности, во время взрывоопасного революционного подъема рабочих в 1905 году, вызванного жестоким подавлением мирной массовой демонстрации рабочих в январе.Массы радикализованных рабочих устремились в РСДРП, но многие практические организаторы — часто называемые «комитетчиками» (также praktiki ) — сопротивлялись слишком поспешному привлечению этих грубых пролетарских боевиков в большевистскую организацию. Ленины тяжело прижимает этот организационный консерватизм, и в этом он присоединились Богданами. С другой стороны, большевики также сдерживали участие в революционных рабочих советах (советах), которые формировались в рабочих районах, если они не были готовы принять программу РСДРП.Из ссылки Ленин стал призывать своих товарищей переодеваться — обниматься и участвовать в советах. Белые говорят, что это была позиция, к которой вскоре склонились Богданов и другие товарищи. Ключевым моментом соглашения с самого начала была необходимость подготовки к вооруженной борьбе и восстанию. В начале 1905 года Богданов писал: «День восстания не за горами, но еще не наступил. У рабочих и крестьян слишком мало оружия, они еще недостаточно сплочены для борьбы »[29]

Тем не менее Богданов, Ленин и Леонид Красин — действуя как ведущая «тройка» большевизма — делали все, что могли, чтобы обеспечить себе оружие, сплотить массы эксплуатируемых и угнетенных и работать на то, что оказалось больным. -судом декабрьского восстания 1905 г. в Москве.В исследовании Уайта сравнительно мало того, что сделал Богданов в тот роковой год, но он цитирует комментарии ветерана большевика В.Д. Бонч-Бруевича:

Были времена — как, например, в 1905 году после 9 января — когда в России прямое руководство партией полностью принадлежало Богданову, и его авторитет среди наших самых активных рядов, среди подпольщиков был действительно огромен. Когда я был активистом-нелегалом в течение шести месяцев в 1905 году, у меня была возможность наблюдать его в действии как лидера, и его исполнение в этой роли было превосходным. [30]

После подавленного восстания Ленин и Крупская делили дом с Богдановыми в соседней Финляндии. Крупская вспоминает, что «Ильич практически руководил всей деятельностью большевиков из Куоккалы». Большевики решили использовать легальные возможности, предоставляемые парламентским органом, Думой, которую царь согласился создать. Совместное руководство в верхушке большевиков означало, что, хотя «депутаты Второй Думы довольно часто приезжали в Куоккалу для беседы с Ильичем», как отмечает Крупская, «работой большевистских депутатов руководил Александр Богданов.Однако в установившихся тесных рабочих отношениях Богданов «во всем советовался с Ильичем» [31].

Основополагающее политическое соглашение было ключом к тесным рабочим отношениям Ленина и Богданова. Это включало решимость построить демократически централизованную партию рабочего класса с революционной марксистской программой, приверженную союзу рабочих и крестьян, который осуществит демократическую революцию для свержения царского строя. Это также включало понимание того, что подъем 1905 года потерпел лишь временную неудачу — он еще не закончился, но вскоре завершится революционным триумфом, если революционеры останутся стойкими.

Однако год спустя у Ленина возникли сомнения в том, что это общее понимание основано на реалиях ситуации. К 1907 году большевики начали расходиться по вопросу о том, как анализировать текущую ситуацию, и о различных тактических позициях, продиктованных расходящимися анализами. В игру вступили и философские вопросы.

Богданов / Ленина Сплит

Обсуждение Уайта в его сборнике того, как и почему раскол между Лениным и Богдановым, наполнено ценной информацией.К сожалению, его упор на объяснение философского вклада Богданова имеет тенденцию подавлять политический нарратив, и в сочетании с его последовательно антиленинским уклоном это затушевывает многое из того, что произошло. Тем не менее он определяет важные факторы в ситуации.

Как позже вспоминал его сын, «Богданов пережил только два периода серьезной депрессии: после разрыва с Лениным и после начала Первой мировой войны». Раскол, безусловно, нанес большой урон всем заинтересованным сторонам.«Примерно три года до этого мы работали с Богдановым и богдановцами рука об руку, и не просто работали, а бок о бок воевали. Борьба за общее дело сплачивает людей больше, чем что-либо ». Это был комментарий Крупской, добавившей:« Конфликт внутри [большевистской] группировки был делом нервным ». Она вспомнила, что, вернувшись от одного из аргументов с этими товарищами Ленин «выглядел ужасно, и даже язык его, казалось, поседел». [32]

Сравнение анализа Уайта с более ранним исследованием Зеновии Сохор « Революция и культура: противоречие Богданова и Ленина » полезно.Сочор предлагает обобщение, которое Уайт, безусловно, принял бы: «Культурные изменения и политика были тесно и постоянно переплетены в революционный период. Спор между Лениным и Богдановым привел к расколу в большевизме, который так и не был устранен полностью, и поставил под вопрос любое соединение ленинизма с большевизмом ». Она добавляет детали, согласующиеся с выводами Уайта и других ученых:

Разногласия между Богдановым и Лениным начали проявляться как по философским, так и по политическим причинам. Богданов, хотя и был признанным марксистом, настаивал на непредвзятом отношении к новым философским течениям, утверждая, что некоторые части марксизма, такие как эпистемология, были неполными. Он написал Empiriomonizm (три тома, 1904–06), используя теории Эрнста Маха и Рихарда Авенариуса, как часть попытки заполнить пробелы в марксизме. Ленин сначала, казалось, не осознавал значение «ревизионизма» Богданова (несмотря на предупреждения Плеханова), а затем решил философское перемирие, чтобы сохранить их политический союз.

Ее следующий пункт, однако, о связи между философским спором и практической политикой, сходит с рельсов, что помогает исправить исследование Уайта: «К 1907 году, — пишет она, — независимая полоса Богданова начала проявляться в политике к тому же, и это пренебрежение «партийной дисциплиной» для Ленина склонило чашу весов против его соратника »[33].

Белый лаконично, но более точно определяет практические вопросы. Он цитирует Богданова, , выступавшего за большевистское большинство в 1907 году, утверждая, что

все факторы, вызвавшие революцию 1905 года, продолжали действовать: разрыв между политическим устройством страны и требованиями ее экономического развития, разорение крестьянства, обнищание пролетариата, безработица — все оставалось неизменным. перед.Следовательно, объективные исторические задачи революции не были выполнены, и в то же время силы революции не ослабли в корне. Под внешним спокойствием развивались экономические и политические организации пролетариата, как и политическая сознательность крестьянства, так что силы собирались для новой решительной революционной борьбы. … В этой ситуации тактические задачи, стоящие перед партией в нынешней буржуазно-демократической революции, заключались в разъяснении массам необходимости народного восстания и созыва учредительного собрания.… Это должно быть основным направлением партийной работы, и любые препятствия на этом пути должны быть устранены [34].

Несогласие Ленина с этим выражалось в его настойчивых требованиях «отдавать приоритет участию в Думе и использованию других юридических возможностей, таких как профсоюзы и кооперативы». Слишком буйная Дума была распущена царским указом и заменена менее демократичной — тактической альтернативой Богданова: «подготовка к предстоящей революционной борьбе, усиление партии на местах и ​​подготовка активистов для пропаганды социал-демократии». [35] Ленин, а не Богданов, проявил «пренебрежение« партийной дисциплиной », сломав ряды, чтобы проголосовать с меньшевиками.

«Таким образом, человек, озвучивший призыв к вооруженному восстанию, стал призывать нас читать газету Россия ( Россия ), в которой печатались стенографические отчеты о заседаниях Государственной Думы», — позже соратник Богданова Покровский вспомнил. «Какой град насмешек это вызвало над Лениным — на этот раз не со стороны буржуазии, а из нашей среды! Кто не издевался над ним? Кто его не наживал? Человек потерял огонь, в нем не осталось ничего революционного.Фракцию надо было отозвать, думскую фракцию ликвидировать; необходимо было немедленно вызвать вооруженное восстание ». Это соответствовало тому, о чем Ленин и Богданов спорили двумя годами ранее [36].

«Большевик, заявляли они, должен быть твердым и непреклонным», — вспоминала позже Крупская, поясняя:

Ленин считал эту точку зрения ошибочной. Это означало бы отказаться от всей практической работы, стоять в стороне от масс вместо того, чтобы организовывать их по реальным вопросам. До революции 1905 года большевики показали себя способными эффективно использовать любую законную возможность, продвигаться вперед и сплачивать массы за собой в самых неблагоприятных условиях. Шаг за шагом, начиная с кампании за чайный сервиз и проветривание, они привели массы к национальному вооруженному восстанию. Умение приспосабливаться к самым неблагоприятным условиям и в то же время выделяться и удерживать свои принципиальные позиции — таковы были традиции ленинизма.[37]

Ленин объяснил необходимость, по его мнению, выйти за рамки «переросших… узких рамок« кружков »1902–05 годов», в которых «сплоченные, исключительные» комитеты «профессиональных революционеров» составляли РСДРП. «Несомненно, нынешним руководителям нынешнего рабочего движения в России придется порвать со многими традициями кружка … чтобы сосредоточиться на задачах социал-демократии в настоящий период. Только расширение партии за счет привлечения пролетарских элементов может в сочетании с открытой массовой деятельностью искоренить все остатки кружковщины. Он добавил, что «переход к демократически организованной рабочей партии, провозглашенный большевиками в… ноябре 1905 г.,… был фактически безвозвратным разрывом со старыми круговоротами, которые пережили свои дни» [38]. Если такой сдвиг произошел. необходимо для выживания и роста революционной партии, Ленин был полностью готов нарушить фракционную дисциплину, чтобы добиться этого. В конце концов, благодаря неустанным усилиям, включающим немало маневров и манипуляций, и с незаменимой помощью разнообразного числа опытных и энергичных товарищей-большевиков в соответствии с отстаиваемым им подходом, Ленин смог объявить Богданова и его единомышленников за пределами Фракция большевиков.[39]

Богданов и его единомышленники называли себя форвардами по имени большевистского журнала «Вперед » за 1904–1905 годы. Они считали, что именно они защищают «истинный большевизм» (централизованные комитеты профессиональных революционеров, отказ идти на компромисс с царским самодержавием путем участия в его «марионеточном парламенте» и непоколебимая приверженность вооруженной борьбе и революционному восстанию) от того, что они надеялись, что это временные колебания Ленина. Богданов объяснил в 1910 году, что Ленин и другие «пришли к выводу, что мы должны радикально изменить прежнюю большевистскую оценку настоящего исторического момента и держать курс не на новую революционную волну, а на длительный период мирного, конституционного развития. Это сближает их с правым крылом нашей партии, товарищами-меньшевиками. … Большевизм продолжает существовать по-прежнему. … Товарищи! Перед нами славное дело — политическое, культурное, социальное.Для нас было бы стыдно, если бы лидеры, пережившие свое время, преодолевшие невзгоды, помешали нам его осуществить. … Мы продолжим свой путь по старому лозунгу — с нашими лидерами, если они того пожелают; без них, если их нет; против них, если они выступят против нас »[40]

Ленин отнюдь не считал это бахвальством. Еще в 1911 году он жаловался Алексею Рыкову: «Впередисты очень сильные. У них есть школа = конференция = агенты. У нас (и у ЦК) нет.Деньги есть, около 80 тысяч рублей. Думаешь, тебе дадут ?? Неужели вы так наивны? »Как отмечает Уайт,« ситуация внутри группы «Вперед» была не так благоприятна, как предполагал Ленин », хотя, возможно, она была ближе к отметке двумя годами ранее, когда Богданов и его единомышленники были вынуждены из фракции большевиков. [41]

Фактически, после того, как они были вытеснены из фракции большевиков, несмотря на то, что обладали множеством талантливых интеллектуалов, значительной казной и полными фракционными правами в РСДРП, форвардисты долго не просуществовали как особая политическая сила.Выстояли, выросли и победили ленинцы-большевики, а не богдановские форвардисты-большевики. Но почему? Это загадка, которую не решает биография Уайта.

Философия и революция

Как мы уже отметили, важным аспектом раскола был философский. Как определить, например, что правда, а что нет? «Для Богданова главное заблуждение Ленина состояло в том, что существует такая вещь, как абсолютная и вечная правда, тогда как на самом деле все истины были относительны и эфемерны.[42] Насколько это так? Насколько теории Богданова (или Ленина и его философского наставника Плеханова) расходятся с марксистским методом анализа, и насколько это расхождение есть, какое это имеет практическо-политическое различие? Изучение Богданова Уайтом, и особенно перевод и распространение работ Богданова, позволит большему количеству людей исследовать, обсуждать и обсуждать такие вопросы. Но как смотрели на это сами участники диспута?

Уайт ясно показывает, что Богданов сам видел тесную связь между философией и революционной деятельностью, что он объясняет, например, в своем эссе 1906 года «Революция и философия».В то время как одни историки рассматривают философскую полемику Ленина как дымовую завесу, другие склонны соглашаться с Жореем Суэйном в том, что после появления резких тактических разногласий между Лениным и Богдановым Ленин пришел к выводу, что тактические взгляды Богданова « являются результатом немарксистской философии, которая он предложил. Его ошибки, следовательно, не могли быть ограничены только этим вопросом [бойкотирования Думы], а повторялись снова и снова ». Это кажется разумным предположением, но вопрос сложный.Помимо расплывчатых ссылок на «цикл идей бойкота», Ленин, кажется, воздержался от проведения смелой и прямой линии от тактики Богданова к философии Богданова. В то же время такая корреляция, по-видимому, существовала в умах спорящих [43].

Фактически, философская ориентация Богданова определенно была глубоко привлекательна для многих недавно радикализованных молодых рабочих с интеллектуальными наклонностями и соответствовала психологии ряда воинствующих большевиков praktiki .Было бы ошибкой думать, что те, кого принято считать большевистскими «хардерами», автоматически выстраивались в очередь за Лениным или просто участвовали в философских дискуссиях. Один известный большевистский практический функционер, Иосиф Сталин, писал из бакинской тюрьмы в 1908 году, восхваляя «хорошие стороны» философии Эрнста Маха и призывал развивать и пересматривать марксизм «в духе Дж. Дицгена» (более раннее философ-социалист, соратник Маркса и Энгельса, пользовавшийся влиянием среди единомышленников Богданова).Сталин также поддерживал то, что он называл «отходом от строгого большевизма» — отзыв депутатов РСДРП из Думы. Рассматривая группу Богданова как впечатляющую альтернативу «другой части (« ортодоксальной ») нашей фракции во главе с Ильичем», он похвалил последние работы Богданова за указание на «отдельные промахи Ильича». Еще в конце 1909 года Сталин критиковал более раннее удаление Богданова из редакции «Пролетарий » и обвинял Ленина в «раскольнической тактике». Только в 1910 году, после консолидации большевистского большинства вокруг Ленина, Сталин выразил признательность за его «мудрость».[44]

Интересно рассмотреть взгляды Богданова на то, что произошло. Полагая (как выразился Уайт), «что личные разногласия были неизбежны и действительно необходимы для здоровья партии», он настаивал — поскольку полемические споры вот-вот станут взрывоопасными, — что «пока большевистская фракция, к которой он принадлежал, смог разрешить эти разногласия путем широкого обсуждения, демократического голосования и партийной дисциплины »[45]. Поразительно, что десять лет спустя он придерживался того же мнения.Как белые резюмируют свою позицию:

В первые дни своего существования, в период 1904–1907 гг., Большевизм был явно демократическим не только по своей программе, но и по взглядам, пронизывающим организацию. Ленин был наиболее опытным и влиятельным политическим деятелем в организации, но никому не приходило в голову ждать, чтобы услышать мнение Ленина, прежде чем формировать свое собственное. Более того, часто по важным вопросам Ленин оказывался в меньшинстве и вынужден был выполнять коллективное решение, против которого он голосовал.

Положение начало меняться с победой реакции после поражения революции 1905 года в России. Была ослаблена большевистская организация, сломлена воля большинства ее членов. Ленин и его окружение в то время претерпели значительный поворот вправо. Они заключили союз с меньшевиками, несмотря на сопротивление местных организаций в России. Это был принцип победы лидерства, заставивший его закрепиться. Именно с этого времени многие большевики стали называть себя «ленинцами» — титул, который раньше использовался их противниками в полемике против них.

Далее Богданов сказал, что, хотя союз с меньшевиками длился всего несколько месяцев, за ним последовал ряд случаев, когда Ленин был в состоянии провести линию, несмотря на сопротивление членов его собственной партийной фракции. 46]

Лидерство и пролетарская культура: Каприйская партийная школа

Вышеупомянутое относится к важному размышлению, которое Богданов ранее развил в отношении лидерства, снова резюмированному Уайтом:

Как только человека назначили лидером и таким образом отделили от остального коллектива, возникла опасность авторитарных отношений.Специализированный организатор не был полностью товарищем. Даже если бы у него не было формальной личной «власти», даже если бы все товарищи следовали его указаниям добровольно и даже если бы они могли привлечь его к ответственности, все же оставалась серьезная возможность дрейфа к авторитаризму. Опасность была особенно велика там, где уровень коллективного сознания в организации был невысок, и где роль «авторитета» исполнял посторонний из среды, где преобладал авторитаризм.[47]

Уайт предполагает, что Богданов сам был склонен применить этот анализ к Ленину. Но преобладание такой динамики, конечно, можно отнести к кому-то вроде самого Богданова. Это обнаруживается при рассмотрении одного из его самых инновационных проектов.

Перед расколом Богданов и другие форвардисты-большевики при поддержке Максима Горького и энергичного, политически опытного молодого рабочего-большевика по имени Никифор Вилонов создали школу для активистов рабочего класса.Активисты из рабочего класса будут собраны вместе для нескольких месяцев иммерсивного обучения. В дополнение к лекциям по марксистской теории, экономике, истории, темам, связанным с борьбой (профсоюзное движение, аграрный вопрос и т. Д.), Литературе и другим вопросам культуры, студенты будут обучаться публичным выступлениям, проведению собраний и методам проведения встреч. газетная печать. Для этого Горький открыл свой просторный дом на средиземноморском острове Капри [48].

В течение многих лет, основываясь на первоначальном опыте обучения рабочих, Богданов разрабатывал концепции, которые привели именно к этому проекту: представление о том, что «интеллигенция играет вспомогательную роль в рабочем движении, и что цель обучения рабочих состоит в том, чтобы сделать их полностью независимыми от интеллигенции », — говорит Уайт. «Действительно, для Богданова неадекватность интеллигенции, ее индивидуализм и последующий метафизический взгляд на мир контрастировали с коллективистским и монистическим мировоззрением рабочих». И все же развитое пролетарское сознание вряд ли было чистым и спонтанно развитым даром от Бога. Богданов пришел к убеждению, что «путь к устранению авторитарного мышления и ограниченности среди рабочих состоит в том, чтобы« создать все новые и новые элементы социализма в самом пролетариате, в его внутренних отношениях и его повседневных условиях жизни: разработать социалистическая пролетарская культура.«То есть он считал, что товарищеское сотрудничество было не только характеристикой социалистического общества, но и средством, с помощью которого это общество могло бы быть достигнуто» [49]

.

К 1908 году это становилось актуальным практическим вопросом. Поражение революции 1905 года привело к драматической деморализации, особенно среди многих молодых интеллектуалов, бывших частью РСДРП, со значительным исходом из рядов партии. Это «особенно ощущалось во всех партийных организациях, потому что они действовали как партийные секретари, казначеи, литераторы, , пропагандисты и агитаторы», как указывает Уайт.«С их отъездом эти функции перешли к самим рабочим, но рабочие почувствовали необходимость в получении дополнительных знаний и подготовки для выполнения этих важных партийных задач» [50]

.

Хотя многие из 27 участников были арестованы сразу же по возвращении в Россию, во многих отношениях школа Капри имела успех. Один из студентов вспомнил:

А.А. Богданова слушали с огромным интересом. Он мастерски, иногда даже художественно описал эпохи экономических отношений между людьми.Мы вместе читаем первые главы книги Маркса Das Kapital . Он хорошо знал историю философии, естествознания и математики. Одним словом, он был великим ученым в полном смысле этого слова. Надо добавить, что он был очень хорошим и ответственным товарищем. Он был простым и очень внимательным. Его жена Наталья Богданова, как хорошая мать, присматривала за нами, пока мы учились. [51]

Похвала ожидала и других лекторов, таких как Луначарский, Покровский и Горький.Даже несколько присутствовавших ленинско-большевиков «признали, что знания, полученные на лекциях в школе, полезны и необходимы». Но внеклассная деятельность, инициированная студентами-форвардистами-большевиками и преподавателями школы, включала разработку фракционной платформы, противопоставленной ленинскому крылу фракции. Это вызвало возмущение у некоторых учеников (включая работника, который помогал инициировать проект, Никифора Вилонова), которые энергично протестовали и в конце концов ушли из школы.Ленинцы в большевистских изданиях высказывали резкую и открытую критику всего проекта. Когда Богданов попытался вовлечь оставшихся учеников в полемический ответ, школьный совет отказался, из-за чего Богданов пожаловался на их «трепет перед партийным руководством» (как выразился Уайт) и пригрозил собственной отставкой. 52]

Уайт резюмирует более позднюю критику Николая Бухарина, молодого большевика, которого привлекал Богданов, что дает представление о масштабах мышления Богданова:

Согласно Бухарину, основная идея Богданова заключалась в том, что социалистическое преобразование общества и социалистическая революция должны проводиться в соответствии с заранее разработанным организационным планом. Во-первых, рабочий класс создаст свою собственную науку, разработает свои научные методы во всех областях знания, построит для этой цели рабочие университеты, напишет пролетарскую энциклопедию и т. задачи’. Когда все это будет сделано, только тогда можно будет достичь социализма. Поступить иначе было бы «максимализмом» и утопией [53].

К 1910 г. разочаровался и сам Горький. «Как вы знаете, я уважаю вас и как мыслителя, и как революционера, — писал он Богданову, — но я не буду отвечать на ваши письма: они слишком суровы, написаны так, как будто вы сержант, а я простой рядовой. в твоем отряде.Более сурово он жаловался на Богданова в письме к другому видному форварду, Григорию Алексинскому:

Мне кажется, что у него нет темперамента революционера, но что он создатель систем. В нем сильно развита склонность к синтезу, и, как и у всех подобных людей, он консерватор и деспот. Что касается других людей — он всех их презирает, потому что считает себя несравненно умнее и значительнее их, отсюда и его высокомерное отношение к ним. Но у него есть талант. Я уверен, что он многого добьется. [54]

И все же возглавляемые им форвардисты-большевики развалились. Предсказанное революционное возрождение не сбылось. Вооруженные группы, созданные Богдановым и Красиным, участвовали в своего рода городской партизанской войне, включающей «экспроприации», которые развратили некоторых из них, стали маргинальными в реальной борьбе рабочего класса и, как правило, спустились до простого бандитизма. Теоретические разногласия росли, и некоторые близкие товарищи открыто критиковали культурные теории Богданова.Ожесточенная внутренняя полемика, порожденная Алексинским, деморализовала и отогнала ключевых фигур первоначального форвардистского кластера, включая самого Богданова, который к 1911 году отказался от организованных активистов, чтобы посвятить себя исследованиям и литературным усилиям.

Возможно, как и следовало ожидать, Богданов стремился интегрировать политический опыт 1904–1910 годов в свою философскую систематизацию. В науке организации он обозначил как тектологию , он выдвинул понятие «закона наименьшего».Все явления организованы из множества и разнообразных элементов. Структурная стабильность всех систем — механических, физических, психических, социальных и т. Д. — в конечном итоге определяется их самой слабой частью. Чтобы поддерживать согласованность, более продвинутые элементы должны адаптироваться к наименее продвинутым, иначе система рискует развалиться в самом слабом звене. [55]

Богданов видел опасность того, что закон наименьшего количества может стать господствующим над человечеством, если он не будет взят под контроль. Он считал, что перед тектологией стоит проблема: как овладеть законом в сфере культуры, чтобы избежать уравнивания в соответствии с наименьшим общим знаменателем, чтобы главные достижения человечества не были потеряны из-за пережитков варварства, которое угрожало чтобы сокрушить их? [56]

Другая тектологическая концептуализация заключалась в понимании того, что систему можно рассматривать с точки зрения ее контактов с окружающей средой — разветвления при диффузии или ограничения таких контактов более компактной структурой. Богданов «пришел к выводу, что с точки зрения сохранения и развития комплексов, при отрицательном отборе предпочтительнее компактная структура, а при положительном — диффузная». [57]

Очевидно, что борьба Богданова была призвана преодолеть закон наименьшего числа, и тем не менее тот же самый закон наименьшего количества определяет источник его поражения. Кроме того, период реакции после революционного поражения 1905 г. повлиял на «взаимоотношения между центральными и местными организациями» РСДРП, разбив относительно разрозненную структуру, так что «партия превратилась в ряд партий. разрозненные группы ».Однако торжество компактности можно было увидеть «там, где сохранялось единство», хотя «только единство программы или догмы стало более жестким». С этим связано «слияние политических партий», Ленинско-большевистское правое сближение с меньшевиками, «чтобы избежать внутреннего конфликта, приносятся в жертву некоторые программные и тактические элементы», и «члены организации, которые недовольны слиянием или могут быть препятствием для его осуществления, выбрасываются. ’[58] Дальнейшая разработка:

С тектологической точки зрения, попытка Ленина в 1909 году расколоть большевистскую фракцию и объединиться со сторонниками Плеханова среди меньшевиков была обречена на провал. В ходе маневра ленинцы избавились от левого крыла большевиков, а Плеханов отделил свою группу от «ликвидаторского» правого крыла меньшевиков. Тогда от большевиков-ленинцев и «партийных меньшевиков» потребуется сформировать сплоченную центральную организацию.Однако две фракции стали настолько далеки, что желаемое слияние оказалось невозможным, и организация рухнула в точке наименьшего сопротивления. Центровая группировка сил Ленина и Плеханова не образовалась, и вместо двух фракций их стало четыре. [59]

Тем не менее, усилия Ленина по созданию последовательной версии РСДРП из долгожданной конференции о единстве с «партийными меньшевиками» в 1912 году продвигались вперед без Плеханова. Ленин не был связан схемой Богданова, работал с тем, что у него было, и с товарищами-единомышленниками создал сплоченную организацию, которая смогла установить связь с местными организациями по всей России, одновременно улавливая ветер радикализирующего подъема рабочего класса в 1912 году. 14.Столкнувшись с ужасающими опустошениями Первой мировой войны, но затем им помогли ленинские большевики, они оказались силой, способной играть все более активную роль, в конечном счете, руководящую роль в революционных переворотах 1917 года.

Революция, Культура, Кровь

Богданов был призван в российскую армию в качестве военного врача во время Первой мировой войны. Травмы войны не помешали ему писать, но он отсутствовал в городских центрах, в которых царизм был свергнут в феврале / марте, в которых развернулась борьба за власть между ориентированным на буржуазию Временным правительством и советами рабочего класса и в которых к власти пришли большевики при Ленине и Троцком.

Некоторые видные старые форварды присоединились к большевикам. Луначарский и Покровский, занявшие видные посты в новом Народном комиссариате просвещения, также стремились вернуть Богданова в ряды большевиков, и было сказано, что Бухарин и даже Сталин сделали то же самое, хотя Ленин и Богданов, похоже, выдержали взаимная антипатия. Богданов занимал позицию, независимую от большевиков и, по крайней мере, умеренно критически относящуюся к ним, хотя он критически поддерживал большевистскую революцию и советский режим.

Повествование

Уайта предполагает систематическое преследование Богданова, организованное Лениным, но этот вопрос заслуживает более внимательного изучения. Верно, что Ленин открыто и настойчиво критиковал идеи своего старого товарища, следил за тем, чтобы новое издание журнала Материализм и эмпириокритицизм было опубликовано с антибогдановским вступительным эссе большевистского активиста-ученого Владимира Невского, и выразил озабоченность по поводу очевидного влияния идей Богданова на творчество таких товарищей, как Бухарин.Но в тот же период, с 1917 по начало 1920-х годов, Богданов мог действовать с достаточной свободой, много писал, имел возможность публиковать свои сочинения и оказывал значительное влияние в рамках нового порядка. «В начале 1920-х годов именно работы Богданова были стандартными трудами по социалистической и марксистской теории, — по словам Уайта, прошедшим ряд редакций, — и широко изучались в советских учебных заведениях» [60]

.

Богданов также был теоретиком-основателем и организатором движения «Пролетарская культура» [ Proletcult ], которое начало развиваться еще до большевистской революции, но к 1920 году насчитывало более 400 000 членов — художников, писателей, музыкантов, ученых и, в большей степени, из рабочего класса, действующего в кооперации с Народным комиссариатом просвещения, возглавляемым давним товарищем Богданова Анатолием Луначарским.[61] Хотя некоторые ссылки на взгляды Богданова на необходимость развития пролетарской культуры и пролетарской науки уже предлагались выше, более полное изложение его взглядов предлагается в исследовании Уайта.

Богданов «отстаивал целостность пролетарского мировоззрения, незапятнанного и неизменного манипуляциями классово-чуждых элементов», — отмечает Линн Малли в своей истории «Пролеткульта », хотя она добавляет, что «он определенно не подвергал сомнению свою способность излагать мысли пролетариата.[62] Движение Proletcult того периода, однако, вряд ли следовало единому набору идей — это было сложное социальное и культурное движение со многими конфликтующими программами, как показал Малли, с «неоднородным социальным составом и . .. разнообразная культурная практика »[63]. Вероятно, многие отвергли бы относительно консервативное представление Богданова о том, что, как резюмирует Уайт, следовало бы следовать не «декадентской» художественной моде «модернизма» и «футуризма» (представленной, например, поэтом Владимир Маяковский), а скорее «простые, ясные и чистые формы таких великих мастеров, как Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Некрасов и Толстой».[64]

Хотя это соответствовало хорошо известному культурному консерватизму Ленина, однако, он глубоко недоверчиво относился к теоретической ориентации Богданова и сосредоточил значительные усилия на том, чтобы поставить Proletcult под более строгий контроль Народного комиссариата просвещения, а также на борьбу с ним. Влияние Богданова в нем, кульминацией которого стала отставка Богданова в конце 1921 года. [65]

Два года спустя Богданов был арестован ЧК.«Хотя я окончательно отказался от политики, она не оставила меня, — писал Богданов, — как показал мой арест в сентябре-октябре 1923 года». Далее Уайт цитирует (некритически) из мемуаров Виктора Сержа 1942 года, что Ленин «имел Богданов, его старый друг и товарищ, заключен в тюрьму за то, что этот выдающийся интеллектуал поставил перед ним смущающие возражения. «Серж, безусловно, выдающийся свидетель, и более содержательная цитата, из которой вырван этот приговор, имеет веское значение. Серж говорит нам, что, хотя Ленин описывает диктатуру пролетариата как «самую широкую возможную рабочую демократию», и что «он верит в это и хочет, чтобы так и было», его режим был противоречивым — предоставлял некоторые свободы тем, кого считали сторонниками или сторонниками. потенциальных сторонников, но слишком часто подавляющих левых, которые считались представляющими контрреволюционную угрозу.[66]

Но, как должен знать Уайт, в данном случае Ленин этого не делал. Через три десятилетия после того, как это произошло, Серж неправильно вспомнил. В марте 1923 года у Ленина случился третий инсульт, он был серьезно и все более и более недееспособен, менее чем через четыре месяца перенес четвертый инсульт и умер. В тот момент он был не в состоянии управлять преследованием и отдавать приказ об аресте старого оппонента. Сам Уайт предлагает реальную историю. Глава ЧК, яростный и бескомпромиссный пурист Феликс Дзержинский, был убежден, что Богданов был активным участником незаконной организации, выпускающей газету Рабочая правда , которая осуждала Коммунистическую партию как потерявшую связь с пролетариатом и призывала к « новая рабочая партия, чтобы бороться за демократические условия, в которых рабочие могли бы защищать свои интересы ».В одной из его статей использовалась терминология Богданова и цитировались его произведения. Богданов, наконец, смог обеспечить длительную личную встречу с Дзержинским, чье «отношение полностью изменилось после часа разговора», и который вскоре после этого освободил его. [67]

Оценка Богдановым России после 1917 года содержала интересные элементы, связанные с его общей философской и теоретической работой. Один из аспектов этого заключался в резком различии с бывшим единомышленником Владимиром Базаровым, который, повторяя некоторые из работ Ленина, полагал, что переходная форма между капитализмом и социализмом была тем, что Базаров называл государственным капитализмом (государственное регулирование экономики, вызванное войной, возникшие во время Первой мировой войны), которую Богданов назвал «военным коммунизмом».Богданов утверждал, говорит нам Уайт, «что существует огромная разница между социализмом, который был в первую очередь новой формой сотрудничества, и военным коммунизмом, который был особой формой потребления, авторитарной организацией массового паразитизма. военнослужащие, не производящие никакой ценности] и уничтожение. «Экономика», действовавшая в Советской России в период с 1918 по 1921 годы, «состояла из« попытки управлять ограниченными ресурсами в условиях спирали экономического спада ». Этот предполагаемый переход к социализму был, по словам Богданова, «отвратительной карикатурой… рожденной войной и старым порядком».[68]

В сочетании с этим «военным коммунизмом» был тот факт, что основу нового режима составляли слабый рабочий класс и очень большое количество солдат, в результате чего тектологический «закон наименьшего» заявлял о себе с удвоенной силой: «Рабочий» а солдатский отряд объективно был просто солдатским. И было поразительно, до какой степени большевики были преобразованы таким образом; они усвоили логику казармы, все ее методы, всю ее особую культуру и идеалы.Фактически, господствовала «логика бараков в отличие от логики фабрики», когда каждый вопрос теперь рассматривался «как вопрос силы, а не вопрос организованного опыта и труда». Он свел понятие социализма к «разгрому буржуазии и захвату власти» [69].

Тем не менее, как объяснил Богданов Бухарину, «хотя он не согласился с анализом ситуации партией большевиков, он признал объективную необходимость ее политики».Он считал работу Бухарина и его товарищей трагичной. Белый суммирует:

Кровь и грязь, замешанные в революции, были чрезмерными, но виноваты были не отдельные лица, а отсталость страны. Богданов заверил Бухарина, что большевики вряд ли потеряют голову и власть. Опасность заключалась в том, что будет утрачен идеализм, вдохновлявший Бухарина в прошлом [70].

Отвергнутый политическими и культурными усилиями, Богданов вернулся к прежним научным и медицинским интересам.В середине 1920-х он смог собрать группу единомышленников для изучения и экспериментов с переливаниями крови. К этому времени Сталин и Бухарин были на вершине власти, а в 1926 году было официальное разрешение на создание инновационной исследовательской клиники под руководством Богданова. Научный историк Николай Кременцов описывает исследование Богданова 1927 года Борьба за жизнеспособность как текст, который, отражая работу Богданова, «применил основной принцип своей« пролетарской науки »к исследованиям переливания крови и сформулировал« тектологическую »теорию. старения и омоложения в качестве теоретической основы как его видения «физиологического коллективизма», так и его исследовательской программы по обмену крови.’[71]

Уайт кажется некритичным, предполагая, что Богданов занимался хорошей наукой. Кременцов, более критически, не согласен. Богданов умер при экспериментальном кровообмене в 1928 году.

Наследие Богданова

«Что бы Богданов ни изучал, будь то медицина, естественные науки, математика, политическая экономия, социология или философия, он всегда изучал это основательно и глубоко», — вспоминал Анатолий Луначарский, согласно резюме Уайта к написанному им некрологу.«Талант Богданова заключался в способности использовать свои огромные знания в построении и изложении схем мышления». Он добавил, что «наиболее характерной чертой ума Богданова было стремление свести великую множественность бытия к числу повторяющихся разновидностей нескольких основные законы », что, к сожалению, заключил он,« породило определенный схематизм »[72]

«История завербовала его для своей политики; его личные наклонности сделали его философом. В обоих этих областях он потерпел поражение », — прокомментировал другой старый товарищ М.Н. Покровский. «Но как один из культурных героев, погибших на своем посту, он останется в памяти многих поколений, возможно, он останется там навсегда» [73]

Forever — это надолго. Но то, что делают Джеймс Уайт и другие, работающие над поиском Богданова, — это предоставить новым поколениям во всем мире вклад чрезвычайно важного революционного мыслителя. Есть старые вопросы, над которыми еще предстоит разобраться, не последними из них являются вызовы, поставленные Лениным в Материализм и эмпириокритицизм и эссе Доминика Лекура «Богданов, зеркало советской интеллигенции».Ленин настаивал: «Пусть Богданов, принимая в лучшем смысле и с лучшими намерениями все выводы Маркса, проповедует [эмпириомонистское представление] о« тождественности »общественного бытия и общественного сознания; мы скажем: Богданов без «эмпириомонизма» (точнее, без махизма) — марксист ». То, что говорит Лекур, в некотором смысле кажется более серьезным:« Богдановская система оставалась неиссякаемым резервуаром для словесных «левых» тем сталинской пропаганды », особенно с его концептуализацией« пролетарской науки ».[74]

Какие бы выводы ни делались по этим вопросам, важность Богданова ими не ограничивается (как, впрочем, и Ленина). Как отмечает К. Дженсен сформулировал это в новаторском исследовании сорок лет назад: «В мысли Богданова есть нечто большее, чем эпистемологическая позиция, которую Ленин не одобрял» [75]. , и дебаты. [76] Взаимодействуя с тем, что павшие товарищи делали в прошлом, можно более полно понять, что происходило в прошлом, но также иногда можно усвоить соответствующие идеи и сложные подходы для настоящего и будущего, извлекая уроки из сделанных ошибок и сделанных правильно.

Список литературы

Биггарт, Джон 1981, «Антиленинский большевизм»: передовая группа РСДРП », Canadian Slavonic Papers / Revue Canadienne des Slavistes , 23, 2: 134–53.

Biggart, John 2016, «Богдановская социология искусств», доступно по адресу:

Биггарт, Джон и Джеймс Д. Уайт [без даты], Введение в «Воспоминания Натальи Богдановны Корсак (Малиновская)», доступно по адресу:

Богданов [Богданов] Александр Александрович 1923, Краткий курс экономических наук , перевод Дж. Файнберга, Лондон: Коммунистическая партия Великобритании, доступно по адресу: .

Богданов, Александр Александрович 1962, «Письмо всем товарищам», в Daniels (ed.) 1962.

Богданов, Александр Александрович 1984, Красная Звезда: Первая большевистская утопия , перевод Чарльза Роугла, Блумингтон: издательство Индианского университета.

Богданов, Александр Александрович 2019, Философия живого опыта: популярные очерки , переведено и отредактировано Дэвидом Дж. Роули, Исторический материализм Book Series, Чикаго: Haymarket Books.

Богданов, Александр Александрович 2020, Эмпириомонизм: Очерки философии, книги 1–3 , перевод и редакция Дэвида Г. Роули, Исторический материализм Книжная серия, Лейден: Brill.

Isaacson, Walter 2007, Einstein, His Life and Universe , New York: Simon and Schuster.

Дженсен, К. 1978, За пределами Маркса и Маха: «Философия живого опыта» Александра Богданова, , Дордрехт: издательство D. Reidel Publishing.

Кременцов, Николай 2011, Марсианин, оказавшийся на Земле: Александр Богданов, Переливание крови и пролетарская наука, , Чикаго: University of Chicago Press.

Крупская, Надежда Константиновна 1930, Воспоминания о Ленине , в двух томах, Нью-Йорк: International Publishers.

Крупская, Надежда Константиновна 1970, Воспоминания о Ленине , Нью-Йорк: International Publishers.

Lecourt, Dominique 1977, Proletarian Science? Дело Лысенко , Лондон: Новые левые книги.

Малли, Линн 1990, Культура будущего: Движение Пролеткульта в революционной России , Беркли: University of California Press.

Mason, Paul 2015, PostCapitalism: A Guide to Our Future , New York: Farrar, Straus and Giroux.

Невский, Владимир 2017, «Диалектический материализм и философия мертвой реакции (1920)», доступно по адресу:

Нимц, август Х. 2019, Бюллетень, улицы или и то, и другое? От Маркса и Энгельса до Ленина и Октябрьской революции , Чикаго: Haymarket Books.

Павлов, Евгений В. 2013, «Николай Бухарин о жизни А.А. Богданова, Platypus Review , 57, доступно по адресу:

Покровский, Михаил Николаевич 1970, Россия в мировой истории: Избранные очерки , перевод Романа и Мэри Энн Спорлюк, Анн-Арбор: University of Michigan Press.

Scherrer, Jutta 1999, «Взаимоотношения между интеллигенцией и рабочими: случай партийных школ на Капри и Болонье», в Рабочие и интеллигенция в поздней имперской России: реалии, представления, размышления , под редакцией Реджинальда Э. Зельник, Беркли: Международные и региональные исследования, Калифорнийский университет в Беркли.

Serge, Victor 2012, Memoirs of a Revolutionary , переведенный Питером Седжвиком с Джорджем Пайзисом, Нью-Йорк: New York Review Books.

Сочор, Зеновия А. 1988, Революция и культура: противоречие Богданова и Ленина , Итака, Нью-Йорк: издательство Корнельского университета.

Свейн, Джеффри Р. 1982, «Введение редактора», в Протоколы Совещания Расширенной Редакции «Пролетария« Июнь »1909 [ Труды заседания расширенной редакционной коллегии« Пролетариев », июнь 1909 ], Миллвуд, Нью-Йорк. : Международные публикации Крауса.

Суэйн, Джеффри Р. 1983, Российская социал-демократия и легальное рабочее движение: 1906–14, , Лондон: Macmillan Press.

Tucker, Robert C. 1973, Сталин как революционер 1879–1929: Исследование истории и личности , Нью-Йорк: W.W. Нортон.

Wark, McKenzie 2016, Molecular Red: Theory for the Anthropocene , Лондон: Verso.

Вебер, Герда и Герман Вебер 1980, Ленин: жизнь и творчество . Лондон: Macmillan Press.

Уайт, Джеймс Д. 2019, Красный Гамлет: Жизнь и идеи Александра Богданова , Исторический материализм Книжная серия, Чикаго: Haymarket Books.

Уильямс, Роберт К. 1980, «Коллективное бессмертие: синдикалистские истоки пролетарской культуры, 1905–1910», Slavic Review , 39, 3: 389–402.

Едлин, Това 1999, Максим Горький, Политическая биография . Вестпорт, Коннектикут: Praeger.

---

[1] Богданов 1984. (Я хочу поблагодарить Йоста Кирша и Джона Ридделла за вдумчивые отзывы о более раннем варианте этой статьи.)

[2] Павлов 2013.

[3] См.

[4] Едлин 1999, стр. 85.

[5] Lih 2008; этот и связанные с ним вопросы обсуждаются в Le Blanc 2014, pp. 13–14, 53–76.

[6] Белый 2019, стр. 463.

[7] Ленин 1977а, с. 46, 48.

[8] Богданов 1923, с. Версия

[9] Богданов 2019, с. 52, 54, 100, 101, 137.

[10] В 1915 году Эйнштейн заметил, что «теория относительности напрашивается на себя в позитивизме», и, в частности, «ход мысли Маха оказал большое влияние на мои усилия».Однако к 1931 году он перешел к немахистской формулировке: «Вера во внешний мир, независимый от восприятия, является основой всего естествознания» (Isaacson 2007, стр. 82, 349). Хотя это соответствует критике Маха со стороны Плеханова, Ленина и других, Богданов утверждал, что было бы «грубым недоразумением» отождествлять позицию Маха с представлением о том, что материальная реальность — это не что иное, как человеческое восприятие. Согласно Богданову, физические реальности (взаимосвязанный ряд элементов) существуют независимо от человеческого восприятия (другой взаимосвязанный ряд элементов), и человеческое восприятие не безупречно улавливает воспринимаемые физические реальности.Он видел свой подход как отсеивание ошибочных восприятий, чтобы продвинуть коллективное понимание и изменение реальности (Богданов, 2019, стр. 132–6).

[11] Белый 2019, стр. 93.

[12] White 2019, стр. 93–4.

[13] White 2019, стр. 143–4.

[14] White 2019, стр. 288–9. Также см. Gare 2000.

[15] Белый 2019, стр. 289.

[16] Белый 2019, стр. 318.

[17] Белый 2019, стр. 459.

[18] Белый 2019, стр. 86.

[19] Белый 2019, стр.244.

[20] Белый 2019, стр. 85.

[21] White 2019, pp. 103, 108. Вопреки предположению Уайта, первоначальное убеждение в том, что между большевиками и меньшевиками нет «непреодолимых» различий, также было точкой зрения Ленина — см. Le Blanc 2015, pp. 65–6.

[22] White 2019, стр. 114, 117.

[23] Белый 2019, стр. 109.

[24] Ленин 1977б, стр. 453, 456, 459.

[25] White 2019, стр. 88–9.

[26] White 2019, стр. 126, 129, 166, 418.

[27] Le Blanc 2015, стр. 115–28.

[28] White 2019, стр. 131, 114, 115.

[29] Белый 2019, стр. 128.

[30] Белый 2019, стр. 142.

[31] Крупская 1970, с. 153, 156.

[32] Белый 2019, стр. 342; Крупская 1970, с. 193.

[33] Сочор 1988, стр. 4, 7.

[34] White 2019, стр. 180–1.

[35] White 2019, pp. 250, 251. Более подробное резюме см. В Nimtz 2019, pp. 221–5.

[36] Покровский 1970, с.190.

[37] Крупская 1970, с. 167.

[38] Ленин 1978, с. 104–5.

[39] См. Le Blanc 2015, стр. 139–41, и Swain 1983.

[40] Le Blanc 2015, стр. 137; Богданов, «Письмо всем товарищам», в Daniels (ed.) 1962, стр. 62, 63.

[41] Белый 2019, стр. 281.

[42] Белый 2019, стр. 245.

[43] Swain 1982, p. хх.

[44] Le Blanc 2015, стр. 148–9; Такер 1973, стр. 149; Уильямс 1980, стр. 398–9.

[45] Белый 2019, стр.215–16.

[46] White 2019, стр. 362–3.

[47] Белый 2019, стр. 243.

[48] Белый 2019, стр. 250. Вилинов написал философское эссе, которое Богданов подробно цитировал в 1913 году, после смерти Вилинова (см. Богданов 2019, с. 191, 8–9, 11–12). Подробнее о Вилинове см. Scherrer 1999, стр. 179–82.

[49] White 2019, стр. 14, 208–9.

[50] Белый 2019, стр. 226.

[51] Белый 2019, стр. 250.

[52] White 2019, стр. 251–3. Подобные жалобы на предполагаемый «патернализм» Богданова всплыли бы в 1920 году в рамках движения Proletcult — см. Biggart 2016, p.18.

[53] Белый 2019, стр. 372

[54] Белый 2019, стр. 265.

[55] Белый 2019, стр. 298.

[56] Белый 2019, стр. 299.

[57] Там же.

[58] White 2019, стр. 300, 302.

[59] Белый 2019, стр. 337.

[60] Невский 2017; Белый 2019, стр. 408.

[61] См. Mally 1990 и Fitzpatrick 1971 для получения ценной информации о Proletcult и связанных с ним вопросах.

[62] Mally 1990, стр. 107, 384

[63] Mally 1990, стр.xxiii – xxiv.

[64] Белый 2019, стр. 384.

[65] White 2019, стр. 419–29.

[66] Белый 2019, стр. 431; Serge 2012, стр. 157.

[67] Weber and Weber 1980, p. 197; Белый 2019, с. 429–31.

[68] White 2019, стр. 370–1. Некоторые мысли Богданова соответствуют материалу, представленному в Le Blanc 2017.

[69] White 2019, стр. 373–4.

[70] White 2019, стр. 418–19.

[71] Кременцов 2011, с. 12.

[72] Белый 2019, стр.455–6.

[73] Белый 2019, стр. 456. Джон Биггарт отмечает, что, обсуждая своего старого товарища в конце 1920-х годов, Лунарчарский размышлял о том, что «в философском споре между Богдановым и Лениным было слишком рано говорить, где должна быть проведена грань между ортодоксией и ересью», в то время как Покровский настаивал. что ценность мысли Богданова станет «очевидной, когда период 1905–1917 годов можно будет увидеть в перспективе» (Biggart 1981, p. 151).

[74] Ленин 1970, с. 337; Лекур 1977, стр.143. Первую попытку автора, разработанную в конце 1980-х годов, понять смысл наследия Богданова, можно найти в Le Blanc 2015, pp. 129–52.

[75] Дженсен 1978, стр. 14.

[76] Предвкушение того, что, несомненно, станет волной новых усилий с использованием Богданова, можно найти в Mason 2015, стр. 219–21, и Wark 2016, стр. Xvii, 3–61, 224–5.

Леонид Андреев: фотографии русского писателя: неоткрытый портрет дореволюционной России — Библиотека

Заявление на доступ к материалам с ограниченным доступом

Запрошенный вами материал подпадает под действие Общего регламента по защите данных (GDPR) и Закона о защите данных (DPA) 2018.Вы должны подать заявку на доступ к материалам с ограниченным доступом, указанным ниже, прежде чем мы сможем обработать ваш запрос.

Ваша заявка на доступ к материалам с ограниченным доступом будет рассмотрена, и мы свяжемся с вами, чтобы сообщить о своем решении. Мы рассмотрим ваш запрос в соответствии с Руководством по архивации личных данных Национального архива. Это может занять некоторое время в зависимости от размера и характера материала. Пожалуйста, не ожидайте доступа к материалам с ограниченным доступом в день их запроса.

Некоторые материалы будут вообще недоступны. Другие материалы будут доступны частично или с некоторыми ограничениями. Доступ к особо чувствительным материалам может потребоваться обсудить с руководителем специальных коллекций и будет зависеть от цели использования.

Как исследователь, вы несете ответственность за любые личные данные о живых людях, которые вы забираете из Специальных коллекций (включая любые заметки, цифровые изображения и / или фотокопии).

?

Это означает, что у вас есть определенные обязанности:

1. Вы не должны причинять существенный ущерб или причинять вред субъектам данных.

2. Вы не должны использовать данные для поддержки мер или решений, касающихся отдельных лиц.

3. Вы должны анонимизировать личность при ведении заметок, в результатах исследований и статистических данных. Если это невозможно, вы должны получить согласие идентифицируемых лиц перед публикацией вашего исследования.

4. Вы должны надежно хранить любые личные данные, извлеченные из архива, и безопасно избавляться от них, когда они вам больше не нужны.

5. Вы должны соблюдать конфиденциальность любых документов и информации, не связанных с вашим исследованием, но которые вы видели в ходе исследования.

GDPR требует, чтобы субъекты данных были уведомлены, если их личные данные обрабатываются. Исследователи, обрабатывающие персональные данные для исторических, научных или статистических исследований, освобождаются от этого требования только в том случае, если результаты исследования / любые полученные статистические данные не доступны в форме, идентифицирующей субъектов данных.

Я прошу разрешения ознакомиться с указанными выше записями и согласен использовать любые содержащиеся в них личные данные в соответствии с Общими правилами защиты данных (GDPR) и Законом о защите данных (DPA) 2018.

Мои исследования не будут использоваться для поддержки мер или решений в отношении конкретных лиц и не причинят или не могут причинить существенный ущерб или существенные страдания любому лицу, являющемуся объектом этих данных, пока он жив или может быть живым (при условии продолжительности жизни 100 лет).

Я не буду предоставлять результаты моего исследования в форме, которая идентифицирует кого-либо из субъектов данных, без письменного согласия субъекта данных.

Я понимаю, что буду нести ответственность за соблюдение GDPR и DPA в качестве контроллера данных в отношении любой обработки мной личных данных, полученных из вышеуказанных записей, и обязуюсь утилизировать эти данные надлежащим образом, когда они больше не требуется для моего исследования.

Мы будем использовать информацию в этой форме для обработки вашего запроса на доступ к материалам с ограниченным доступом.Информация будет храниться в течение 6 лет в наших базах данных управления коллекциями EMu и Alma. Вы можете запросить удаление информации до истечения 6 лет, отправив электронное письмо по адресу [email protected].

Ваша информация надежно хранится и доступна только ограниченному кругу сотрудников Университета.

БОЛЬШЕВИКИ НА МАРСЕ — The New York Times

В этот том включены два романа и стихотворение, которое выражает тему ненаписанной третьей части трилогии.Второй роман, «Инженер Менни», представляет собой марсианский исторический рассказ с воспоминаниями о капиталистической эре экспансии и роста, предшествовавшей утопическому обществу «Красной звезды». В нем объясняется то, что Джованни Скиапарелли в 1877 году назвал марсианским

canali

как результат масштабного инженерного проекта, который породил трудовые проблемы, поляризовавшие общество и приведшие к окончательному гегелевскому синтезу.

В «Красной звезде» герой Леонид, русский организатор и агитатор революции 1905 года, тайные посетители забирают на Марс, чтобы лично понаблюдать за тем, как возникла идеальная бесклассовая и безгосударственная социалистическая система.Он влюбляется в марсианина и рад узнать, что этот марсианин — женщина. (Никто не уверен, что юмор был намеренным.) Понимаете, эта история — не только утопический рассказ о путешествиях; Леонид даже убивает бывшего мужа девушки. Проблема с коммунизмом на Марсе, однако, заключается в том, что эксплуататорское отношение марсиан к окружающей среде остается неизменным с капиталистических времен, и существует эмоциональный отказ остановить рост населения, если не произойдет катастрофа. Марсу сейчас нужна Сибирь, в которой он мог бы расти, и марсиане алчно смотрят на Землю.Этот империалистический элемент в «Красном небе» Богданова кажется странным для произведения, которое было предназначено для того, чтобы рекламировать славу земного социализма, как прежде достигалось на Марсе, и вдохновлять русских на свержение царя. В послесловии к этой паре романов «Внутреннее послание Богданова» Лорен Грэм, известный советский ученый, приписывает империалистическую тему сознательным предчувствиям автора. Но я думаю, это легко можно отнести к требованиям повествования. Писателю, как и журналисту, нужны плохие новости, чтобы написать рассказ.Плохие новости в «Красной звезде» проистекают из того факта, что люди на Марсе, хотя и достигли планетарного единства после столетий «более высокого» развития, никогда не утратили национального высокомерия или воинственного отношения к открытой границе, которое характеризует и американская, и российская история. «Героическая» позиция марсиан по отношению к окружающей среде, вероятно, принадлежала Богданову и России, но, согласно теориям, изложенным в романе, эти идеи и взгляды следует приписывать не Богданову, а развитию коллективного интеллекта.Да будет так.

Его технологическое предвидение тоже было коллективной собственностью, за исключением, пожалуй, намеков на кибернетику, обратную связь и гомеостатическую стабилизацию. Другие писатели той эпохи, восточные и западные, также унюхали ветер ядерного оружия, дующий с открытием радия. Вот один из его персонажей, Стерни, говоря об опасностях колонизации Земли без предварительного уничтожения ее человечества: «Они уже знают о радиоактивном веществе и могут узнать, как ускорить его распад, либо с помощью разведданных, полученных от нас, либо с помощью независимые усилия своих ученых.Вы знаете, что когда у кого-то есть такое оружие, нужно быть всего на несколько минут впереди врага, чтобы атаковать и уничтожить его. И в этом случае уничтожить высшую форму жизни так же легко, как и самую элементарную ».

Эти слова были написаны за 31 год до того, как немецкие ученые бомбардировали уран-235 нейтронами и получили огромное выделение энергии, 37 лет назад. Хиросима, за семь десятилетий до ракеты MX. В человеческом предвидении поражает не его точность, а его тщетность.Бедный Богданов! Он видел слишком много для своего счастья. Больной туберкулезом и малярией, с которым он обменялся кровью в 1928 году, все еще был жив в 1979 году. На момент написания этой статьи планета Земля была такой же.

Искусство фото

The Art of Foto Project был основан в начале 2011 года. Идея галереи — сохранить российское фотографическое наследие и в то же время поддержать современную аналоговую фотографию, а также помочь ей развиваться как в художественном, так и в художественном отношении. технологически.

«Искусство фотогалереи» — это собрание фотографий, имеющих историческую и художественную ценность. На данный момент у нас есть работы таких известных мастеров, как Валерий Плотников, Борис Смелов, Джон Секстон, Леонид Богданов, Валентин Самарин, Джон Уимберли, Роберт Дуано и другие.

Основная цель галереи — продвижение талантливых российских фотографов как дома, так и за рубежом. Мы активно поддерживаем фотографов Санкт-Петербурга и Москвы, чьи работы могут быть добавлены в художественное наследие России.Члены Союза фотохудожников ежегодно организуют выставки черно-белых фотографий, отпечатанных вручную, в России и Европе с целью создания положительного имиджа традиционной и современной российской фотографии среди знатоков и экспертов всего мира.

Прошедшие выставки:

Джон Уимберли, Ансель Адамс, Бретт Уэстон — Классика американской пейзажной фотографии

Сергей Леонтьев — Роман с театром

Джон Р.Перец — Рим, 1969

Юрий Опря — Северное сияние

Артур Фонтен, Луи Сюке, Алексей Васильев, Максим Дмитриев — Выставка исторических фотографий реки Волга — Ла Волга

Валентин Самарин — Балет Валентина Самарина

Вадим Левин, Игорь Смольников, Роман Землячев — Санкт-Петербург. Взгляд снизу

Ляля Кузнецова — Мои дороги

Дмитрий Провоторов — Берег моря 2.0

Эмиль Гатауллин — Навстречу горизонту

Прошедшие выставки и события в других галереях:

Fotografie aus St.Санкт-Петербург — 2014, Вецлар, Германия

Fotografie aus St. Petersburg — 2016, Ханау, Германия

Московский Фотографический Салон — 2013, 2016, Москва, Россия

Photo Vintage — 2016, Париж, Франция

Вадим Левин — Впечатления от Исландии, 2015, Лондон, Великобритания

Франция.