Сьюзен сонтаг: Сьюзан Зонтаг о романе с Иосифом Бродским

Содержание

Сьюзан Зонтаг о романе с Иосифом Бродским

Сьюзен Зонтаг — символ американской литературы конца XX века. Феминистка, режиссер театра, писательница и искусствовед, Зонтаг была одной из самых свободомыслящих фигур своего поколения. Она писала глубокие эссе для самых престижных нью-йоркских журналов и интеллектуальную прозу. Стремилась быть не просто знаменитой, но и узнаваемой писательницей и не переставая работала над мифологизацией личной истории. Зонтаг была своей в Белом доме и на Пятой авеню, в кругу голливудских звезд и среди обладателей Пулитцеровской премии. Она близко дружила с Жаклин Кеннеди и Энди Уорхолом, Энни Лейбовиц и Робертом Кеннеди, Иосифом Бродским и Вуди Алленом. «Сьюзен стала символом Нью-Йорка, как появившаяся на горизонте Статуя свободы для иммигрантов, образ Зонтаг стал символом американского литературного мира конца XX века. В 1968-м Лэрри МакМурти представлял себе, что катарсисом, который может произойти с провинциальным американским писателем, будет встреча с Сьюзен Зонтаг, если он когда-нибудь окажется в Нью-Йорке. В 1968 году Зонтаг было всего 35 лет».

Когда после смерти Сьюзен Зонтаг в 2004 году была опубликована часть ее дневников, многих шокировало, насколько сильно личность Сьюзен отличалась от созданного образа высокомерной и властной женщины. Особенно друзей удивило, насколько безжалостной она была по отношению к самой себе. «Я всегда ассоциировала себя с леди-сучкой, которая сама себя уничтожает», — писала Зонтаг в 1960-м.

В книге «Сьюзен Зонтаг. Женщина, которая изменила культуру XX века» американский журналист Бенджамин Мозер постарался разобраться, какой же была Зонтаг на самом деле и что придавало такую силу и убедительность ее текстам. Семь лет он собирал биографию писательницы, расспрашивая ее близких. Например, в книгу вошли беседы с сыном Сьюзен — Давидом Риффом и фотографом Энни Лейбовиц, которые раньше отказывались высказываться на тему своих отношений с Зонтаг. Биограф Сьюзен Зонтаг постарался показать, как именно ее жизнь превратилась в бесконечный поиск границы между искусством и искусственным, метафорой и реальностью, правдой и ложью.

Обложка книги «Сьюзан Зонтаг. Женщина, которая изменила культуру ХХ века»

«Зонтаг стала примером для подражания многих людей и всегда чтила своих учителей, поддерживая идеал высокой культуры и веры в то, что эта культура может помочь человеку стать лучше. После сорока Зонтаг стала постепенно уходить от коммунистических идей и начала общаться с диссидентами из коммунистических стран, одним из которых был Иосиф Бродский.

Именно ему был посвящен сборник «Под знаком Сатурна». В отличие от людей, о которых она писала в своих эссе из этого сборника, Бродский не был ни старым, ни мертвым. Бродский был на семь лет ее младше, но, несмотря на это, был, без сомнения, великим. Советская власть признала это довольно извращенным способом, когда напечатали всего несколько переводов и одно стихотворение в детском журнале. Ему было 23 года. После оттепели 1962 года, когда напечатали «Один день Ивана Денисо- вича», власти решили, что, несмотря на развенчание культа Сталина, надо дать людям понять, что ничего не изменилось. В качестве козла отпущения выбрали совершенно неизвестного, но подающего надежды Бродского. Вначале появилась статья, в которой Бродского называли «пигмеем, нагло взбирающимся на Парнас», которому «все равно, как он заберется на этот Парнас», и который «не может отказаться от идеи забраться на Парнас самыми подлыми способами», и, что еще хуже, хочет «взобраться на Парнас совершенно один». После этой статьи состоялся суд, похожий на тот, который описал Кафка. Над входом в судебный зал висел плакат: «Суд над паразитом Бродским».

По такому сценарию разбиты и уничтожены жизни миллионов, но вот судьба Бродского сложилась иначе. Приговор суда над неизвестным поэтом вызвал бурную международную реакцию — Бродского приговорили к пяти годам лагерей, из которых он отсидел 18 месяцев. В письме председателю Верховного Совета СССР симпатизировавший Сталину Жан-Поль Сартр назвал решение суда «странной и обидной ошибкой».

Бродский был гением, и одной из первых это заметила Анна Ахматова. Когда они встретились, ему был 21 год. «Вы совершенно не представляете себе, что написали!» — воскликнула она, прочитав одно из его стихотворений.

Бродского выпустили в 1965-м, после чего он еще семь лет пробыл в СССР. Потом его посадили на самолет и отправили в Вену. Он больше никогда не вернулся на родину, которую ненавидел. «Его дом был русским, но уже не Россией», — писала Зонтаг. Бродский представлял себе культуру в виде Парнаса, культура была оружием против тирании и вульгарности. В первый день преподавания в американском университете он подчеркнул необходимость поддержания универсальной традиции и выдал студентам следующий список литературы для чтения:

«Список начинался с Бхагават-гиты и эпики Гильгамеша, потом шли Ветхий Завет, приблизительно 30 работ древних греков и римлян, труды св. Августина, св. Франциска, Фомы Аквинского, Лютера, Кальвина, Данте, Петрарки, Боккаччо, Рабле, Шекспира, Сервантеса, Бенвенуто Челлини, Декарта, Спинозы, Гоббса, Паскаля, Лока, Юма, Лейбница, Шопенгауэра, Кьеркегора (но не Канта и Гегеля), де Токвиля, Кюстина, Ортега-и-Гассета, Адамса, Ханны Арендт, Достоевского («Бесы»), Роберта Музиля «Человек без свойств», «Душевные смуты воспитанника Тёрлеса» и «Три женщины», Итало Калвино «Невидимые города», Иосифа Рота «Марш Радецкого», после чего следовал список из 44 поэтов, начиная с Цветаевой, Ахматовой, Мандельштама, Пастернака, Хлебникова и Заболоцкого».

Пожалуй, только Сьюзен был по плечу такой список литературы. Зонтаг и Бродский познакомились в январе 1976-го, через Роджера Штрауса, сразу после того, как ей сделали мастэктомию. Зонтаг во всеуслышание объявила, что влюбилась в Бродского. Впрочем, по мнению их общих знакомых, их отношения не носили сексуального характера. В последние минуты жизни Зонтаг упомянула всего двух людей — свою мать и Бродского.

Бродский был другом, о котором она мечтала в Тусоне и Шерман-Оуксе, учителем, которого она хотела найти в Филипе Риффе, спутником, которого она искала всю свою жизнь, человеком, который в интеллектуальном смысле был ей ровней, и, возможно, даже еще умнее, чем она. Зонтаг так и не нашла человека, который был бы ей ближе по духу, и после того, как он скончался в возрасте 55 лет, сказала подруге: «Я совсем одна. Не осталась никого, с кем я могла бы поделиться своими мыслями и идеями». Это была любовь, выраженная словами биографа поэта: «Тупик чувственности и бесконечное пространство Эроса».

«Он производил сильное впечатление, — писала Зонтаг. — Он был авторитарной личностью». У Бродского были ярко-зеленые глаза и рыжие волосы. Его любили женщины, и во многом его магнетизм объяснялся авто- ритетом великого поэта. Такой статус обязывал, и первым из этих обязательств была приверженность высочайшим художественным стандартам. «Писать надо для современников, а не для предшественников», — говорил он. Сьюзен была совершенно согласна с этой мыслью, полностью созвучной ее представлению о культуре. Бродский утверждал, что главным врагом человека являются не коммунизм, социализм или капитализм, а «вульгарность человеческого сердца и воображения».

Такие высокие стандарты обуславливали жизнь в мире так, как Беньямин жил в книгах. Эти стандарты приручали людей и проистекали из лите- ратуры: «Читавшему Диккенса человеку убить кого-либо во имя какого-угодно идеала представляется гораздо более проблематичным, чем тому, кто не читал Диккенса». Чтение делало человека более чувствительным и гуманным, и вместо человека социалистической морали Бродский предлагал Homo legens — «человека читающего». Творчество этого поэта не было политическим, однако имело политические последствия. Он ненавидел коммунизм всеми фибрами души, и с такой ненавистью Зонтаг никогда ранее не сталкивалась. У Карен Кеннерли, подружившейся с Сьюзен в 80-е, был короткий роман с Бродским вскоре после его переезда в США. Вот как Карен описывала его политические взгляды, о которых узнала во время длинных выходных, проведенных с ним в Мичигане:

«Он был очень сложным. Многое зависело от настроения. Он практически не говорил по-английски… Тогда президентом был Никсон. Бродский сидел и смотрел новости по ТВ, в которых показывали поднятие американского флага и речь президента. Бродский захлопал в ладоши. Я подумала: «Бог ты мой, что это такое?».

У Сьюзен, скорее всего, не было друзей, которые бы аплодировали, увидев президента Никсона по ТВ. Но у Бродского была такая самоуверенность, что над ним было сложно смеяться. Из этого Сьюзен делала вывод о том, что Бродский был хулиганом, «очень аррогантным», как выразился знавший их обоих польский писатель Ярослав Андерс. «Мне не нравилось, как он к ней относится», — говорила Сигрид Ненец. «В его характере было что-то, что мне не нравилось, — говорила Сьюзен. — Иногда мне не нравилось то, как подло он вел себя по отношению к некоторым людям. Он мог быть очень подлым». Тем не менее от многих его черт она была в восторге:

«Мне всегда импонировало то, как ему нравилось производить на людей впечатление, показывать, что он знает больше, чем они, что его стандарты выше… Мне кажется, что сложившаяся между нами связь, какой бы она ни была, как он заявил мне сам в самом начале, объяснялась тем, что он знал, что у меня такие же стандарты, как и у него».

Бродский подготовил Сьюзен к той роли, которую она играла последние десятилетия своей жизни. Она стала голосом совести не радикалов, а либералов. Она так никогда окончательно и не восприняла труды антикоммунистических писателей, многих из которых знала лично. Однажды, когда она скептически отозвалась о творчестве Солженицына, Бродский возразил ей. «Но, Сьюзен, все, что он пишет о Советском Союзе, — правда», — сказал он. По словам Коха, она очень удивилась, словно не до конца понимала то, что ГУЛАГ и преследования были совершенно реальными, или считала, что Солженицын преувеличивает.

«Все существование было разложено по полочкам. Я в это действительно верю. А потом в какой-то момент все сошло со своих полочек, и она снова стала умным человеком».

У Сьюзен тоже был еще тот нрав, что в свою очередь импонировало Бродскому. В ноябре 1977-го, когда вышел в свет сборник «О фотографии», она находилась в Венеции на «биеннале диссидентов», посвященном «про- блеме диссидентов в искусстве и культуре европейских стран, считающихся в данный момент социалистическими». На этом биеннале был и Бродский, который позвонил Сьюзен. Любовница Эрзы Паунда Ольга Радж пригласила Сьюзен в гости. Зонтаг не хотела идти к ней в гости одна и позвала с собой Бродского. Они вошли в дом. «Ощущение тоски было резким и безошибочным», — писал Бродский. Радж принялась многословно извиняться за то, что во время войны Паунд поддерживал нацистов и выступал по итальянскому радио. Сьюзен прервала ее:

«Ольга, пожалуйста, не думайте, что американцы сильно обиделись на Эрзу из-за его выступлений по радио. Если бы дело было только в этих радиопередачах, то Эрза был бы всего лишь Токийской Розой, радиоведущей, передававшей в эфир японскую пропаганду во время Второй мировой войны». Это было одно из лучших замечаний, которые мне довелось слышать. Я посмотрел на Ольгу. Она выслушала это, как настоящий кремень. Или скорее профессионал.

Или, может, она не поняла, что ей сказала Сьюзен, но я в этом сомневаюсь. «Так в чем же тогда проблема?» — спросила Ольга. «В его антисемитизме», — отвечала Сьюзен».

Антисемитизм был той самой «вульгарностью человеческого сердца и воображения», которые, по мнению Зонтаг и Бродского, были врагами человечества, и в 70-е Сьюзен решила с ними бороться.

Как и Бродский, она считала, что матерью этики является эстетика, и чем больше красоты, тем ближе появление Homo legens. «Мудрость, получаемая путем глубокого, пожизненного погружения в эстетику, не может быть получена иным способом», — писала она к концу жизни.

Зонтаг, Сьюзен — Википедия Переиздание // WIKI 2

Сьюзен Зонтаг (в другом написании Сонтаг, англ. Susan Sontag, настоящая фамилия — Розенблатт; 16 января 1933, Нью-Йорк — 28 декабря 2004, Нью-Йорк) — американская писательница, литературный, художественный, театральный и кинокритик, сценаристка, режиссёр театра и кино, лауреат национальных и международных премий.

Биография

Зонтаг родилась 16 января 1933 года в городе Нью-Йорк. Её предки — еврейские выходцы из Польши и Литвы, приехавшие в США в XIX веке. Урождённая Розенблатт, она получила фамилию Зонтаг после вторичного замужества её матери. Единственными друзьями её детства были книги. В 15 лет она поступает в университет Беркли (Калифорния) (1948—1949). Оканчивает Чикагский университет со степенью бакалавра искусств в 1951 году (одним из её преподавателей был Кеннет Бёрк). Здесь же знакомится с молодым преподавателем-социологом Ф. Рифом, за которого скоро выходит замуж (1952). Риф — отец её единственного сына Давида.

Могила Сьюзен Зонтаг на кладбище Монпарнас

Семья переезжает в Бостон, где в Гарвардском университете Зонтаг изучает английскую литературу и получает степень магистра философии в 1954 году. Именно в этот период Зонтаг изучает работы классических философов. Обучаясь в Оксфорде в 1957 году, сталкивается с проблемой сексизма, поэтому вскоре переезжает в Париж, где сближается с американской интеллигенцией, сплочённой вокруг журнала «Парижское Обозрение» (Paris Review). Активно занимается французским кинематографом, философией и много пишет.

В возрасте 26 лет в 1958 году она возвращается в Америку, разводится и остаётся одна с сыном, отказываясь от финансовой помощи со стороны мужа. В конце 1950-х — начале 1960-х годов преподаёт философию в ряде колледжей и университетов США, в том числе и в Колумбийском университете, но в дальнейшем отказывается от академической карьеры. В начале 1960-х она приезжает в Нью-Йорк, приступая к работе редактора в журнале «Комментарий» (Commentary).

Вторая половина жизни Зонтаг связана с именем Энни Лейбовиц. Они познакомились в 1989 году на съёмках, роман их прервала смерть Сьюзен Зонтаг от лейкемии в 2004 году, в возрасте 71 года. Именно Лейбовиц принадлежат все последние фотографии Зонтаг, включая посмертную.

Литературные произведения

В литературе Зонтаг дебютировала романом «Благодетель» (Benefactor) в 1963 году, а также рядом статей в престижных американских журналах. Однако известность к ней пришла после публикации в журнале «Партизан Ревью» статьи «Заметки о Кэмпе» (Notes on Camp, 1964). Здесь Зонтаг вводит понятие «кэмп» — использование вульгарного и эстетически уродливого материала как выразительного средства. Последовавшие затем два сборника эссе о художественном авангарде Европы и США, этическом смысле крайностей в современной культуре — «Против интерпретации» (Against Interpretation, 1966) и «Образцы безоглядной воли» (Styles of Radical Will, 1969) — упрочили её репутацию. Далее следует одна из её наиболее известных книг — «О фотографии» (On Photography, 1977).

Через год Зонтаг выпускает книгу «Болезнь как метафора» (Illness As Metaphor, 1978) и сборник рассказов «Я и так далее» (I, etc.). Позже — ещё один сборник, посвящённый Иосифу Бродскому, «Под знаком Сатурна» (Under the Sign of Saturn, 1980), в ответ на который Бродский посвятил Зонтаг первые «Венецианские строфы». Затем вышел том её «Избранного», и была опубликована работа «СПИД и его метафоры» (AIDS and Its Metaphor, 1989).

В 1989 году она избирается президентом Американского ПЕН-Центра.

В числе её других работ романы «Поклонник Везувия» (The Volcano Lover, 1992, рус. пер. — 1999) и «В Америке» (In America, 1999, рус. пер. 2004, экранизир. Ежи Сколимовским, 2006), книги эссе «Куда падает ударение» (2001), «Глядя на боль других» (2003), «А в это время: эссе и выступления» (2007). Пьеса «Алиса в кровати» (Alice In Bed, 1992) была впервые поставлена только в 2000 году. Совместно с фотографом Анни Лейбовиц ею была издана книга «Женщины» (Women) (2000).

Кроме этого, Зонтаг принадлежат сценарии снятых ею как режиссёром фильмов «Дуэт для каннибалов» (Duet For Cannibals, 1969), «Брат Карл» (Brother Carl, 1971), «Обещанные страны» (Promised Lands, 1974) и «Поездка без гида» (Unguided Tour, 1983). Несколько раз она сама появлялась в кино (Зелиг Вуди Аллена, см. ниже). Выступала также как театральный постановщик: драму Сэмюэла Беккета «В ожидании Годо» она летом 1993 года перенесла на сцену в осаждённом Сараево, где позднее, в 2010, её именем назвали площадь перед Национальным театром.

Сьюзен Зонтаг, 1979 год

Художественная критика была центральной формой литературной деятельности Зонтаг. Ее можно назвать важнейшим представителем либеральной аналитики, которая соприкасается с пространством академического исследования, но не принадлежит ему. Промежуточное положение между формальным исследованием и литературным произведением делает тексты Зонтаг явлением, связанным с установлением формата аналитической художественной критики как таковой. К важнейшим критическим произведениям Зонтаг относятся Заметки о кэмпе (1964)^[6] и Против интерпретации (1966)^[7], Когда мы смотрим на боль других^[8] и сборник эссе О фотографии (1977)^[9]. Принципиальная характеристика ее критических работ — обращение к материалу второстепенному с точки зрения классического искусствознания^[10]. Круг ее вопросов — Теория фотографии, мода, «еще не опознанные» и принципиально неопознаваемые^[11] темы, массовый вкус, этика и особенности документального изображения. Одной из центральных тем в критических работах Сьюзен Зонтаг остается фигура трагического^[12].

Премии и награды

Сьюзан Зонтаг — лауреат многих премий и обладатель почётных званий. За книгу «О фотографии» Зонтаг была присуждена Национальная премия кружка литературных критиков в области критики (1978). В Италии она была награждена премией Курцио Малапарте (1992). Дважды она награждалась французским Орденом искусств и литературы (1984, 1999). Избиралась в Американскую академию искусств и литературы (1993). Была удостоена Иерусалимского приза (2001) и премии мира (2003), самой престижной в Германии литературной премии — Премии мира немецких книготорговцев (Франкфурт-на-Майне, 2003), присуждаемой Биржевым союзом немецкой книготорговли за «выступление за достоинство свободной мысли».

Её карьера романиста достигла расцвета, вместе с присуждением Национальной книжной премии США историческому роману «В Америке» (1992) в 2000 году. Последней прижизненной наградой стала международная литературная премия принца Астурийского, которую она получила вместе с исламской феминисткой Фатимой Мернисси (2003). Её последней книгой было исследование «Глядя на боль других» (Regarding the Pain of Others).

Умерла Зонтаг 29 декабря 2004 года в Нью-Йорке. Похоронена в Париже на кладбище Монпарнас. В марте 2005 в Нью-Йорке прошёл концерт её памяти, на котором играли струнный квартет Брентано и британская пианистка Мицуко Утида.

Сьюзен Зонтаг на экране (избранные фильмы)

Galaxie (1966, Грегори Маркопулос, документальный)
Vive le cinéma (1972—1973, документальный телесериал)
Town Bloody Hall (1979, Крис Хегедюш, Д. А. Пеннебейкер, документальный)
Зелиг (1983, Вуди Аллен, камео)
Mauvaise conduite (1984, Нестор Альмендрос и Орландо Хименес Леаль, документальный)
Do Not Enter: The Visa War Against Ideas (1986, Роберт Рихтер и Кэтрин Уорноу, документальный)
Поэт вспоминает/ The Poet Remembers (1989, Ян Немец, телевизионный документальный)
Joseph Cornell: Worlds in a Box (1991, Марк Стоукс, телевизионный документальный)
Campus, le magazine de l’écrit (2001—2006, документальный телесериал, эпизод 2003)
Die Liebhaberin des Vulkans — Mit Susan Sonntag in New York (2003, Бригитта Асхофф, телевизионный документальный)
Абсолютный Уилсон/ Absolute Wilson (2006, Катарина Отто-Бернштейн, документальный)
Германия 09 (2009, коллективный проект, в эпизоде Неоконченное, реж. Николетт Кребиц, роль Зонтаг исполнила Ясмина Табатабай)

Интервью, дневники, записные книжки

Poague L.E. Conversations with Susan Sontag. Jackson: University Press of Mississippi, 1995
Reborn: journals and notebooks, 1947—1963/ David Rieff, ed. New York: Farrar, Straus and Giroux, 2008

Библиография С. Зонтаг на русском языке

Зонтаг, С. Мысль как страсть: Избранные эссе 1960-70-х годов / Сост., общая редакция Б. Дубина. Пер. с англ. В. Голышева и др. — М.: Русское феноменологическое общество, 1997. — 208 с.
Зонтаг, С. Поклонник вулканов. — М.: Новости, 1999. — 576 с ISBN 5-7020-0995-9
Зонтаг, С. В Америке. — М.: Эксмо, 2004. — 448 с ISBN 5-699-06545-8
Зонтаг, С. «Думать наперекор себе»: Размышления о Чоране // Иностранная литература. — 1996. — № 4.
Зонтаг, С. Магический фашизм // Первое сентября. — 2000. — № 47.
Зонтаг, С. Разум в трауре. Сьюзен Зонтаг о В. Г. Зебальде и возможности «большой литературы» // Критическая Масса. — 2006. —№ 2.
Зонтаг, С. Когда мы смотрим на боль других (фрагмент) // Индекс/Досье на цензуру. — 2005. — № 22.
Зонтаг, С. Любовница вулкана . — М.: Эксмо, 2008. — 576 с ISBN 978-5-699-31852-0
Зонтаг, С. Малыш: Рассказ / Пер. Норы Галь. // Апрель в Париже: Зарубежная новелла в переводах Норы Галь. / Сост. Э. Кузьмина, Д. Кузьмин. — М.: Центр книги Рудомино, 2012. — (Мастера художественного перевода) — С.97-135.
Сонтаг, С. О фотографии / Пер. Виктора Голышева. М.: Ад Маргинем Пресс, 2013. — 272 с. ISBN 978-5-91103-136-7
Сонтаг, С. Заново рождённая. Дневники и записные книжки. 1947—1963 / Пер. М. Дадяна. — М.: Ад Маргинем Пресс, 2013. — 344 с. ISBN 978-5-91103-142-8
Сонтаг, С. Смотрим на чужие страдания/ Пер. В. Голышева. — М.: Ад Маргинем, 2014. isbn=978-5-91103-170-1
Сонтаг, С. Сознание, прикованное к плоти. Дневники и записные книжки 1964—1980 / Пер. М. Дадяна и Д. Можарова. — М.: Ад Маргинем Пресс, 2014. — 560 с. ISBN 978-5-91103-182-4
Сонтаг, С. Против интерпретации и другие эссе / Под ред. Б. Дубина. — Москва: Ад Маргинем Пресс, 2014. — 376 с. ISBN 978-5-91103-198-5

Примечания

↑ ¹ ² Bibliothèque nationale de France идентификатор BNF (фр.): платформа открытых данных — 2011.
↑ ¹ ² RKDartists
↑ Internet Speculative Fiction Database (англ.) — 1995.
↑ Author Susan Sontag Dies (англ.) // Los Angeles Times — LA: 2004. — ISSN 0458-3035
↑ Немецкая национальная библиотека, Берлинская государственная библиотека, Баварская государственная библиотека, Австрийская национальная библиотека Record #118751506 // Общий нормативный контроль (GND) — 2012—2016.
↑ Сонтаг С. Заметки о кэмпе // Сонтаг, С. Против интерпретации и другие эссе / Под ред. Б. Дубина. — Москва: Ад Маргинем Пресс, 2014. — 376 с. ISBN 978-5-91103-198-5
↑ Сонтаг С. Против Интерпретации // Сонтаг, С. Против интерпретации и другие эссе / Под ред. Б. Дубина. — Москва: Ад Маргинем Пресс, 2014. — 376 с. ISBN 978-5-91103-198-5
↑ Сонтаг, С. Смотрим на чужие страдания/ Пер. В. Голышев М.: Ад Маргинем, 2014. isbn 978-5-91103-170-1
↑ Сонтаг, С. О фотографии/ Пер. Викт. Голышева. М.: Ад Маргинем Пресс, 2013. — 272 с. ISBN 978-5-91103-136-7
↑ Дубин Б. В. Сьюзен Зонтаг, или Истина и крайности интерпретации // Вопросы литературы. — 1996. — № 2. с. 134—148.
↑ Дубин Б. В. Там же. с. 134.
↑ Васильева Е. Фотография и феноменология трагического: идея должного и фигура ответственности // Вестник Санкт-Петербургского государственного университета. Серия 15., 2015, вып. 1, с. 26-52.

Литература

Васильева Е. Сьюзен Зонтаг о фотографии: идея красоты и проблема нормы // Вестник Санкт-Петербургского государственного университета. Серия 15., 2014, вып. 3, с. 64 — 80.
Дубин Б. В. Сьюзен Зонтаг, или Истина и крайности интерпретации // Вопросы литературы. — 1996. — № 2.
Дубин Б. В. Страсть и меланхолия последней из разносторонних // Он же. На полях письма: Заметки о стратегиях мысли и слова в XX веке. — М.: Emergency Exit, 2005. — С.306-316, 317—323.
Кимбалл Р. Сьюзен Зонтаг: попытка предсказания // Русский журнал. — 30 Декабря 2004.
Туркина О. Вспоминая Сьюзен Зонтаг. // Критическая Масса. — 2004. — № 4.
Ching B.; Wagner-Lawlor J. The scandal of Susan Sontag. New York: Columbia University Press, 2009
Faber R. Avancierte Ästhetin und politische Moralistin: die universelle Intellektuelle Susan Sontag. Würzburg: Königshausen & Neumann, 2006
Kennedy L. Susan Sontag: mind as passion. Manchester: Manchester UP; New York: St. Martin’s Press, 1995
Lopate Ph. Notes on Sontag. Princeton: Princeton UP, 2009
Nunez S. Sempre Susan: A Memoir of Susan Sontag. New York, 2011. — ISBN 1935633228
Poague L.A., Parsons K.A. Susan Sontag an annotated bibliography, 1948—1992. New York: Garland Pub., 2000 (библиография)
Rieff D. Swimming in a sea of death: a son’s memoir. New York: Simon & Schuster, 2008 (воспоминания сына о последнем периоде жизни писательницы)
Rollyson C.E., Paddock L.O. Susan Sontag: the making of an icon. New York: W.W. Norton, 2000 (биография)
Rollyson C.E. Reading Susan Sontag: a critical introduction to her work.Chicago: Ivan R. Dee, 2001
Sayres S. Susan Sontag: the elegaic [i.e. elegiac] modernist. New York: Routledge, 1990
Schriber D. Susan Sontag. Berlin: Aufbau, 2007
Seligman C. Sontag & Kael: opposites attract me. New York: Counterpoint, 2004
Susan Sontag/ Sharon DeLano and Annie Leibovitz, eds. New York: s.n., 2005 (альбом фотографий писательницы, выполненных мировыми мастерами)

Ссылки

Тексты

Эта страница в последний раз была отредактирована 18 августа 2020 в 13:25.

почему писательница так и не совершила каминг-аут — Нож

Из-за этого имиджа «Сьюзен Зонтаг»

В марте 1987 года, спустя год после знакомства с Энни, в квартире Зонтаг был пожар. Летом 1985-го она съехала с квартиры на 17-й улице и поселилась в доме № 36 на Кинг-стрит в Сохо, где камин в квартире имел общий дымоход с камином в квартире соседей. Это были старинные камины, уже не предназначенные для использования и имевшие чисто декоративную функцию, но соседи зажгли свой камин, и глубокой ночью в комнату Зонтаг повалил дым. «Слава богу, что я проснулась, — говорила Сьюзен. — Еще пять минут и…»

Библиотека Зонтаг не пострадала, но пожарным пришлось прорубить дыру в потолке, и когда опасность миновала, то она поняла, что над головой у нее был натянутый брезент, а денег, чтобы переехать в приличный отель, не было.

«Я поняла, насколько незащищенной оказалась, — говорила она.

«Может, не стоит так легкомысленно к таким вещам относиться, — подумала она. — То, что ты не защищена, понимаешь только тогда, когда тебе на голову свалится кирпич».

Крышу починили и стены очистили от копоти. Но пожар имел неожиданные последствия, потому что после него в жизни Сьюзен появились новые люди. Подруга Сьюзен, редактор Vanity Fair Шэрон ДеЛано, которая помогала ей в решении разных практических вопросов, направила ей молодого человека по имени Питер Перрон для того, чтобы тот сделал опись книг для страховки библиотеки Зонтаг.

«Это была любовь с первого взгляда, — говорил Питер. — Совершенно неожиданно я стал членом ее круга людей».

Питер оставался близким другом Зонтаг до ее смерти. В тот период времени в круг близких Зонтаг вошел и молодой художник из Алабамы Ричард Бертон. Он помогал распаковывать спасенные от пожара книги. Бертон появился в квартире Зонтаг в день похорон Уорхола и увидел на кухонном столе посвященный художнику номер Art in America.

«Каким же ужасным человеком он был, — произнесла она, глядя на обложку журнала. — Я не пойду на похороны». «Согласен, — произнес Бертон. — Мне его работы никогда не нравились. Что вообще люди в них находят?» «Ну, большинство людей просто глупы», — произнесли мы одновременно. «Вот так я стал ее другом».

Членство в клубе приближенных к Зонтаг не было гарантировано даже для старых друзей.

После пожара у Сьюзен испортились давние отношения с Роджером Штраусом. При том, что их близкие отношения продолжались гораздо дольше, чем с остальными друзьями Зонтаг. Нельзя сказать, что они разошлись быстро и этот разрыв был окончательным, но вызванные пожаром волнения привели к тому, что впервые за всю свою жизнь Зонтаг нашла литературного агента.

Эндрю Вили был человеком высокоинтеллектуальным даже по меркам Зонтаг. Кроме этого, у Вили и Зонтаг была и другая общая черта. Роберт Силверс считал, что Зонтаг — это набор поз. Энни Лейбовиц писала, что она — хамелеон.

Вили описывал себя приблизительно так же: «У меня нет постоянного собственного характера. У меня ряд взятых на прокат характеров. Мне кажется, что мне часто успешно удается представлять писателей потому, что я не просто в состоянии увидеть мир их глазами, но в состоянии стать тем, кого представляю. Я оставляю свой прежний характер и надеваю характер человека, которого представляю. Если я проведу полтора дня с Сьюзен Зонтаг, и вы увидите меня в конце дня, то будете готовы поклясться, что перед вами Сьюзен Зонтаг».

У Вили была репутация литературного агента, который способен превратить уважаемого, но плохо продающегося автора в того, чьи книги раскупают нарасхват.

Познакомил их Давид, который по настоянию Вили покинул издательство FSG. «Я стал писателем благодаря тому, что он был во мне уверен, и его вера в меня была сильнее, чем моя собственная вера в себя», — говорил Давид.

Зонтаг всегда верила в то, что ее сын — гений, и утверждения окружающих о том, что он таковым является, давало возможность заслужить ее доверие, но то, что Давид стал писателем, вывело его в профессиональную сферу деятельности Сьюзен, от чего они оба начали испытывать чувство соперничества, писала она другу в 1990 году: «У Давида все хорошо, он, наконец, сжился с образом писателя. Он горд собой, немного себя жалеет и ощущает сильное чувство соперничества. Поэтому наши с ним отношения сложные, но он всегда будет любовью всей моей жизни».

В год пожара в квартире матери у Давида вышла книга «Едем в Майами: туристы, изгнанники и беженцы в новой Америке». «У жителей Майами был комплекс неполноценности, — говорил занимавшийся продажей книг Митчелл Каплан, познакомившийся в тот период с Давидом. — Никто этот город не воспринимал всерьез. Давид это понял, и его книга все еще переиздается». Позднее Давид написал ряд книг, сквозной темой которых были войны, которыми он интересовался.

Зонтаг просила Вили помочь ей избавиться от сложившегося у нее имиджа «Зонтаг как метафора»: «Ты должен помочь мне перестать быть Сьюзен Зонтаг», — говорила ему она.

Она хотела снять с себя функции публичной личности, чтобы иметь возможность сконцентрироваться на писательской деятельности. Она «горела желанием» начать работу над романом, но не могла «из-за этого имиджа «Сьюзен Зонтаг».

Вили должен был оградить ее от постоянных домогательств и просьб, а также помочь ей достичь стабильного финансового положения, при котором ей больше не придется спать в квартире, где вместо потолка натянут брезент.

В принципе, отношения Зонтаг с литературным агентом нисколько не должны были повлиять на ее отношения с Роджером. Ведь, согласно утверждениям Пегги Миллер, Роджер любил Сьюзен больше, чем любого другого автора своего издательства. Он сам предложил Сьюзен найти литературного агента, поскольку издательство было не в состоянии справиться с количеством просьб к ней и ее собственных.

Роджер понимал, что отношения автора и издательства не всегда являются гармоничными просто потому, что автор хотел, чтобы ему платили больше, а издательство стремилось платить меньше.

В этом не было ничего нового.

«Отношения являются предопределенными своей природой, — говорил Вили. — У каждого писателя сначала есть чувство благородности, которое постепенно переходит в чувство сожаления».

В «патерналистской модели издателя» действительно наблюдается определенный дисбаланс сил. Однако, судя по комментариям Зонтаг своих отношений со Штраусом, складывается ощущение, что ее не устраивал не патернализм, а его недостаток.

Ранее Зонтаг писала: «Я нашла систему безопасных и тихих заводей, феодальных отношений, помогавшую забыть ужас — сопротивляться и выжить», и надо признать, что их отношения были в высшей степени феодальными. Штраус напрямую или косвенно финансово ее поддерживал в течение десятилетий.

Его издательство выпустило все ее книги. Как уже упоминалось, Роджер неоднократно давал ей авансы за книги, которые она так и не написала. Он продавал ее книги в США и за рубежом. Он оплачивал ее счета за свет и газ, вместе с Пегги присматривал за Давидом, когда она была за границей, он дал Давиду престижную работу, которой тот занимался в течение более 10 лет.

Однако, по словам Сьюзен и Давида, их эксплуатировали. После пожара Давид сказал: «Роджер повел себя безответственно. Он мог бы дать ей денег, но не дал ни копейки и не доплачивал ей за ту работу, которую она делала». Из его слов не следует, да и вообще непонятно, за какую именно работу Сьюзен не заплатили сполна.

Прошло восемь долгих лет между книгами «Под знаком Сатурна» и «СПИД и его метафоры». В последней книге было менее 100 страниц. Несмотря на известность Сьюзен, ее книги никогда хорошо не продавались. У Сьюзен были свои представления о том, какой уровень жизни и комфорта она заслужила.

Спустя несколько лет она говорила Washington Post:

«Я работала более 30 лет. Не думаю, что завышенным было бы желание иметь квартиру, держать в ней, а не в хранилище, все свои книги и располагать временем для того, чтобы писать. В этих ординарных требованиях нет ничего плохого».

Действительно, на первый взгляд эти требования не кажутся завышенными. Но кто должен был обеспечить ей эту квартиру, в которой должно быть место для тысяч книг? И кто должен освободить от преподавания, редактирования, переводов, журналистики и чтения лекций? В 1962 году она среди своих схожих черт с матерью упомянула следующее: «Деньги — мое представление о них (от М.) — это то, что они вульгарны. Деньги приходят „откуда-то“».

«Ты — богатый человек, — писала она Роджеру. — Я — не богатая женщина. У меня нет денег. Я не думаю, что ты до конца это понимаешь». Отношением, заложенным в этих фразах, объясняется, что, хотя она и осталась в издательстве Роджера до конца своей жизни, она затаила на него обиду, даже несмотря на то, что тот предложил ей неслыханные по тем временам 8 000 долларов за четыре книги.

«СПИД как метафора» не была одной из этих четырех книг. Книга вышла в начале 1989-го, незадолго до того, как она подписала контракт. На аскетично оформленной обложке не было фотографии автора, потому что у Зонтаг не нашлось недавно снятых собственных фотографий.

Сьюзен знала, что ее подруга Шэрон ДеЛано работает с Лейбовиц в Vanity Fair, она попросила Шэрон узнать, не захочет ли Энни снять ее портрет. Энни согласилась и сделала снимок, на котором Сьюзен с драматично зачесанными назад волосами сидит за рабочим столом и выжидающе смотрит вдаль.

Как часто случалось с Энни, ее «небрежная близость» привела к близости несколько другого плана. Она нашла способ сделать Зонтаг приятное и с энтузиазмом отозвалась о романе «Благодетель», который мало кому нравился. Фотограф воспринимал последовательность фантастических картинок иначе, чем писатель или человек от литературы.

Сьюзен произвела на Энни сильное впечатление.

«Помню, как я пошла с ней на ужин и жутко вспотела, переживая, что не смогу поддержать разговор, — говорила Лейбовиц. — Частично это, наверное, объясняется тем, что я чувствовала себя очень польщенной тем, что она вообще мной заинтересовалась».

Стереотип отношений возник на первом же свидании. Спустя пару недель после их встречи Сьюзен наняла новую ассистентку — деловую девушку из Техаса по имени Карла Иофф, проработавшую у Сьюзен несколько лет: «Одним из первых рабочих звонков, на который я отвечала, оказался звонок от Энни. Сьюзен должна была уезжать в PR-тур для продвижения книги, и Энни спросила: „А у вас есть ее график? Можете отправить в мою студию и можно я свяжу вас с моими сотрудниками? А как она путешествует? Кто занимается ее билетами? Я хочу сделать ей апгрейд до первого класса“».

Сьюзен, как обычно, вела себя крайне уклончиво и не афишировала своих отношений с Энни. «Первые несколько месяцев она вела себя с Энни очень мило, — говорила Карла, — не могу сказать, что ужасно ласково. А потом у меня был с ней момент „О Боже!“». Карла считала, что Сьюзен скрывает от нее отношения с Энни, потому что не уверена, что ей можно доверять.

«Это просто моя подруга Энни, — говорила Сьюзен Карле. — Вчера вечером ненадолго заходила моя подруга Энни». Карла никак не реагировала на эти слова и волновалась из-за мысли о том, что Сьюзен подозревает ее в гомофобии. Наконец, она набралась храбрости и заявила своей начальнице, что у нее нет необходимости скрывать свои отношения. На это Сьюзен ответила, что Энни — ее подруга, не более.

«Нет, — сказала я ей. — Она тебе цветы приносит, она к тебе прикасается. И вообще. Она за тобой ухаживает». «Ты действительно так считаешь?» — «Да, конечно», — ответила я, и она сказала: «Не знаю, в курсе ли ты, но я была с женщинами».

Карла всегда предполагала, что Сьюзен — лесбиянка, но Сьюзен сказала: «Я не люблю ярлыки. С мужчинами я тоже была».

После этого разговора Сьюзен стала позволять себе в присутствии Карлы демонстрировать больше нежности по отношению к Энни, но исключительно в короткие промежутки времени и только когда они были втроем.

На людях она гораздо более ласково относилась к Карле, чем к Энни, — Карла была гетеросексуалкой, поэтому представление ее другим людям: «Это мой ассистент, обожаю ее до смерти», не вызывало никаких подозрений. «В отношениях со мной на нее бы точно не навесили никаких ярлыков».

В 1989-м наличие «ярлыка» или, другими словами, каминг-аут означал совсем не то, что 10 лет до этого.

Как писал Эдмунд Уайт, если бы до появления СПИДа Сьюзен открыто заявила о том, что она — лесбиянка, то потеряла бы 2/3 своих читателей.

Однако эпидемия СПИДа повлияла на отношение людей к «ярлыкам». Год от года умирали больные: сначала десятки, потом сотни, тысячи и миллионы, и постепенно у людей складывалось новое отношение к геям, что привело к тому, что тот, кто их не признавал, сам получал «ярлык».

К 1989-му радикалы начали побеждать. На смену рейгановской администрации, представители которой не особо интересовались вопросом «рака геев», пришла администрация Буша, которая тоже не особо жаловала геев и имела ориентацию на «семейные ценности».

Геи умирали от заболевания, с которым боролись бы более активно, если бы оно не было связано с гомосексуалистами. (Только через какое-то время стало понятно, что СПИД — это болезнь, которая не связана с сексуальной ориентацией.) Геи умирали в результате бездействия администраций Рейгана и Буша: 30% самоубийц-тинейджеров в США были геями.

Ситуация была отчаянной, и люди стали бороться. В 1987 году была основана организация ACT UP (Коалиция по борьбе со СПИДом). Активисты выходили на улицы и выражали протест самым разным подавляющим органам: от католической церкви до Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов.

В эссе «Болезнь как метафора» Зонтаг выступила против представления о том, что «рак = смерть». Теперь геи-активисты выходили на улицы с плакатами «Безмолвие = смерть».

Наиболее важным результатом гей-активизма конца 80-х стала критика молчания, состояния, когда геи скрывали свою сексуальную ориентацию.

Эта критика основывалась на предположении, что гомосексуальность является такой же естественной, как и гетеросексуальность. Простота этого утверждения давала результаты, которые только начали проявляться в кризисных условиях тех лет.

Геи-активисты стали заявлять, что сексуальность, в отличие от секса, не более интимна, чем принадлежность к числу женщин, афроамериканцев или католиков. Активисты требовали, чтобы жизни геев начали обсуждать точно так же, как обсуждают жизни гетеросексуалов.

«Американские СМИ не сообщали о жизни известных геев, потому что гомосексуальность считалась омерзительной, — писал Микеланджело Синьориле в 1993-м, — хуже, чем внебрачные связи, аборты, алкоголизм, разводы, внебрачные дети, то есть всего, что представляет обычные и привычные темы, которые освещает пресса».

Синьориле вел колонку в недолго просуществовавшем журнале OutWeek и стал известен тем, что рассказывал о жизни известных геев, которые не совершили каминг-аут. Сейчас сложно представить себе, как много шума наделали эти статьи о тех, кто, по общему мнению, был геем.

Например, не было никакой сенсации в том, что часто фигурировавший на страницах светской хроники известный коллекционер Малколм Форбс был геем. Однако в СМИ о его сексуальной ориентации не было принято говорить, несмотря на то, что он уже умер, и журналист писал о нем после его кончины в 1990 году. В New York Times обошли острые углы и написали о том, что возникли споры по поводу «недавно умершего бизнесмена».

Складывалось ощущение, что этот бизнесмен совершил что-то настолько страшное, что об этом вообще нельзя упоминать.

После выхода в Time статьи о Форбсе и его личной жизни подобную тактику стали называть outing. Активистам это словцо не понравилось. «Ну не знаю, — говорил Синьориле, — мне кажется, что это просто результат обычной репортерской работы».

Писать в СМИ о сексуальной ориентации людей считалось настолько невежливым, что журналистов, таких как Синьориле, называли маккартистскими аятоллами. Но именно благодаря их усилиям СМИ стали обсуждать роль, которую они играли, в поддержании ситуации.

Синьориле писал: «У огромного количества СМИ было предвзятое отношение. Подробности жизни лесбиянок и гомосексуалистов сильно искажались».

В 70-х СМИ более позитивно описывали жизнь геев, но после этого в период президентства Рейгана ситуация изменилась в худшую сторону. Рейган и Буш использовали гражданские движения. Это было экономично: в тот период социально-демографические вопросы отошли на второй план, выдвинув на первый план вопросы сексуальной ориентации.

Синьориле писал, что в 1980-х на экранах лесбиянок изображали не самым положительным образом: «Это было ответной реакцией на движение за права женщин, поэтому независимых и сильных женщин изображали в виде злобных и ненавидящих мужчин лесбиянок. Во время эпидемии СПИДа геев-мужчин также стали изображать гораздо более негативно».

Сьюзен прочитала роман «Цена соли» 30 годами ранее, и с тех пор, судя по всему, мало что изменилось.

В том романе лесбиянка потеряла права на своего ребенка (ее, слава богу, не убили), и это считалось позитивным хеппи-эндом.

Геи и лесбиянки должны были бороться с этими стереотипами и показать свое настоящее лицо, рассказывать, какие они на самом деле, и не позволять себя очернять. Сторонники outing считали, что те, кто не совершает каминг-аут, демонстрировали этим представление о том, что гомосексуальность постыдна, а эпидемия СПИДа заставляет всех, в особенности людей известных, продемонстрировать свою позицию в этом вопросе.

Началось обсуждение, в котором победили сторонники выхода из клозета. Их победа была настолько убедительной, что сокрытие своей сексуальной ориентации стали воспринимать в лучшем случае как патетический жест, в худшем — как проявление патологии.

Правда, сами геи так к каминг-ауту пока не относились. Впрочем, вскоре они начнут относиться к тем, кто не совершил каминг-аут, как чернокожие относятся к своим «братьям и сестрам» с более светлым цветом кожи, считая, что те «шарят» под белых, или как евреи к мимикрирующим под гоев, меняя фамилию, чтобы попасть в те клубы, куда евреям вход воспрещен.

Это была революция, и Синьориле поражался тому, как кардинально и как быстро все изменилось: «Всего пять лет назад многие считали каминг-аут „курьезом“ и излишней демонстрацией своей сексуальности. Это считалось „нескромным“ и даже „немодным“. Однако сторонники показали, как некомфортно и ненормально находиться в клозете. Они требуют, чтобы все, в особенности влиятельные люди, совершили каминг-аут, потому что те, кто этого не сделает, по их мнению, являются трусами, тормозящими развитие прогресса. Ситуация стало диаметрально противоположной — теперь те, кто не совершил каминг-аут, должны стесняться».

Фраза «всего пять лет назад» была написана в 1993 году.

За это время успела выйти книга «СПИД и его метафоры», а у Сьюзен начались отношения с Энни.

Недостатки книги и проблемы отношений двух женщин имеют прямое отношение к тому, что они не совершили каминг-аут.

Геи всегда связывали такие качества, как мстительность и стервозность, именно с сидением в клозете или отсутствием outing, причем даже тогда, когда это было фактически невозможно. Презрение к самому себе выливалось в жестокость, вранье по поводу своей сексуальной ориентации выливалось в тотальное вранье по любому поводу. И кардинально портило характер людей в целом.

Точно так же как исчезло восприятие рака или зависимости в качестве морального бесчестья, быстро исчезало представление о том, что геем быть зазорно.

Однако отказ Зонтаг произнести выражение «мое тело» в книге «СПИД как метафора» сделало издание еще интересней, что, впрочем, не говорит о том, что книга стала бы хуже, если бы в ней были примеры проблем из личной жизни Зонтаг, которые она отрицала.

Как часто случалось в ее работах, главной темой этой книги был разрыв между предметом и метафорой, в особенности метафорами тела: «тело как храм», «тело как фабрика», «тело как крепость», которые она развенчала. Она прослеживает эти идеи от ранее разработанных в эссе «Против интерпретации».

В «Болезни как метафора» она заявляет о своей цели так: «Не передать смысл, что является целью любого литературного произведения, а, наоборот, отнять у него смысл, применить на этот раз донкихотскую, полемическую стратегию „против интерпретации“ к реальному миру. К телу. Мои цели были в первую очередь чисто практическими. Потому что, согласно моим безрадостным многократным наблюдениям, метафорические ловушки, искажающие восприятие рака, имеют совершенно реальные последствия».

Она устанавливает новую связь между интерпретацией языка, метафорой и реальным миром (телом, медициной, политикой), и эта связь добавляет дополнительный штрих к ее прежним работам. Можно только приветствовать ее призыв рассматривать катастрофу в научном, но не в моральном смысле.

Интересно то, что она считает, что СПИД — это конец чего-то (чрезмерно буйных сексуальных привычек).

Необходимость заниматься безопасным сексом — это, конечно, большое разочарование и расстройство, попытка найти новые, более свободные способы существования, характерные для 1960-х.

В 1980-х эти попытки были маргинализированы «и стали частью процесса благодарного возвращения к тому, что называется „принятыми обычаями“, как возвращению к предметной и ландшафтной живописи, тональности и мелодии, сюжету и характерам персонажей и другим превозносимым до небес отказам от сложного модернизма в искусстве… Новый сексуальный реализм идет рука в руку с открытием новых радостей тональной музыки, Вильяма Бугро, карьеры в банковском бизнесе и венчаний в церкви».

Несмотря на мрачную тему, книгу читать приятно. В тексте присутствует юмор, в отсутствии которого Зонтаг часто обвиняли. Она особенно эффектно делает связь между цитатами, утверждающими диаметрально противоположное. Она соединяет страх ВИЧ с новым страхом компьютерных вирусов. (СПИД, как и персональные компьютеры, появился в 80-х.)

Она сравнивает призыв пользоваться презервативом со строчкой из рекламы: «Перед тем как вставить диск в компьютер, удостоверьтесь в безопасности его источника».

Благодаря легкими жизненным сравнениям эта книга более доступна пониманию простого читателя, чем остальные работы.

Тем не менее ее не покидало чувство необходимости сделать выбор между сущностью и стилем, телом и умом, предметом и его изображением, реальностью и мечтой.

Герой романа «Благодетель» выбрал грезы, полностью исключив реальность. На протяжении всех лет после написания романа Зонтаг иногда с остановками, иногда рывками двигалась в противоположном направлении. По ее мнению, реальность лучше всего можно понять, исключив метафору.

Со страстью, характерной для разочаровавшегося в своей вере бывшего верующего, она боролась со связанными со СПИДом метафорами.«Нас не захватывают, — писала она. — Тело — не поле битвы. Больные — это не неизбежные жертвы и не враг».

При этом без какой-либо привязки к метафоре тело все-таки было полем битвы (между здоровыми и больными клетками), и вирус действительно захватывал тела людей, и если больные и не были врагом, то в некоторой степени безусловно неизбежными жертвами. В 1989 году СПИД был неизлечим.

К ранним романам Зонтаг есть масса претензий. Но если эти книги и были провалом, то благородным, смелым и незабываемым провалом.

Ее другие книги — от «Против интерпретации» до «Болезнь как метафора» — наполнены страстью, ощущающейся еще сильнее из-за своей сдержанности.

Эти книги изменили наш взгляд на мир.

Это незабываемые книги.

Проблемы и недостатки «СПИДа и его метафор» становятся понятны, когда читаешь другие книги той эпохи: «Ангелы в Америке» Тони Кушнера, «Прощальная симфония» Эдмунда Уайта, «Красота людей» Эндрю Холлерана, «Время взаймы» Пола Монетта, «Линия красоты» Алана Холлингхёрста, «И музыка играла» Рэнди Шилтса. Общее во всех этих произведениях (романах, пьесах, мемуарах, историях) — это боль.

По сравнению с ними даже «Как мы живем сейчас» Зонтаг кажется отстраненным, тонким, пижонским, легко забывающимся, потому что в истории нет ощущения эпидемии СПИДа и того, что все это значило для друзей, для любовников, для тела.

Конечно, важно, что она критиковала метафоры, но точно такие же мысли есть и в вышеперечисленных произведениях, и критики метафоры до Зонтаг остались как бы незамеченными. Это важный момент, критика геев, то есть критика тех, кто требовал каминг-ауты, такая же, как и ее собственная.

Забудьте метафору: «тело».
Приветствуйте реальность: «мое тело».

Важность книги Зонтаг в том, как она совершенно непреднамеренно иллюстрирует то, что критикует и прорицает. Мы видим, как метафора быстро превращается в абстракцию, обфускацию и ложь.

«Я стараюсь абстрактно», — писала она за много лет до этого, и во всех ее работах на любую тему абстракция и дистанция всегда являются хорошим мерилом ее страсти.

В этой книге, по словам критика Крега Селигмана, ее свинцовая проза имеет «поглощающий звуки эффект, как ковровое покрытие на весь пол комнаты». Селигман в одном абзаце нашел огромное количество примеров использования пассивного залога: «считается кем-то… расценивается… понимается как… в настоящее время рассказывается так… считается так… названо так… думается… воспринимается… взращено… можно рассматривать как … кто может считаться… — кто никак не может считаться чем-то… — могут подвергнуться жестокому остракизму…»

Пассивный залог дает возможность автору избежать использования местоимения «я». В рецензии в Times критик Кристофер Леманн-Хаупт писал, что «она до конца так и не определяет то, что ее волнует». Тут уместно вспомнить, что писал Силверс по поводу ее эссе о Сартре: «Читатель не понимает статуса связи, о которой ты говоришь».

Пассивный залог часто используется бюрократами, это «ковровое покрытие на весь пол комнаты».

Пассивный залог — это явно не то, что надо было использовать в то время, когда многие люди кричали во весь голос.

Однако не все или, скорее, не все писатели должны были кричать во весь голос. Но ведь Зонтаг всегда была готова идти до конца и презирала тех, кто этого не делал, тех, кто не ехал в Ханой, Гавану или, спустя некоторое время, в Сараево, тех, кто не хотел рисковать, высказывая поддержку Салману Рушди.

Активизм борьбы против СПИДа был частью ее активизма. Ей не надо было бы штурмовать Пентагон или нападать на кардинала Римско-католической церкви в Нью-Йорке. Она могла бы сделать очень многое, и активисты движения за права геев умоляли ее сделать самый простой, самый смелый и самый логичный в данном случае шаг.

Они хотели, чтобы она сказала «я», «мое тело», они просили ее сделать каминг-аут.

Синьориле день за днем звонил в студию Лейбовиц с просьбой прокомментировать ее отношения с Сьюзен. Ни Сьюзен, ни Энни не ответили на его звонки и не перезвонили.

«Мои цели в первую очередь являются практическими», — писала она в эссе «СПИД и его метафоры» о том, почему написала «Болезнь как метафора». Активисты, борющиеся за права геев, считали, что признания Зонтаг могли бы оказать огромное положительное влияние на гей-сообщество.

Какое значение имело бы признание самого известного критика в стране, человека, обладающего энциклопедическими знаниями, в том, что она живет с женщиной? Вот что писал Синьориле о значении этого признания: «Представьте, что она была в Управлении по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов…

Каминг-аут Сьюзен Зонтаг оказал бы огромное влияние на редакторов, журналистов и все СМИ.

Уже с одной газетой NY Times была масса проблем. В первую очередь надо было заставить их писать об эпидемии СПИДа. Во-вторых, надо было заставить их подключить своих редакторов по медицинской тематике, чтобы те начали независимое расследование в Управлении по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов, а также в Национальном институте здравоохранения США.

„Напрячь“ редакторов, занимавшихся вопросами политики времен администрации Рейгана и Буша…

Надо было заставить людей набраться смелости и начать говорить. Когда начинает говорить один человек, это придает смелости и другим. Вот так все работает».

Таким образом, в ситуации, когда было уже не до мягкой и вежливой критики, ее книга не имела никакого значения и последствий. Один из ученых писал, что «не существует никаких доказательств того, что издание „СПИД и его метафоры“ было использовано гей-активистами или в борьбе против СПИДа, несмотря на то, что это издание наиболее близко к вопросам движения за права геев». Следовательно, в целом реакция общественности на эту книгу была нулевая.

Зонтаг, Сьюзен — Википедия. Что такое Зонтаг, Сьюзен

Сьюзен Зонтаг (в другом написании Сонтаг, англ. Susan Sontag; настоящая фамилия — Розенблатт; 16 января 1933, Нью-Йорк — 28 декабря 2004, Нью-Йорк) — американская писательница, литературный, художественный, театральный и кинокритик, режиссёр театра и кино, лауреат национальных и международных премий.

Биография

Зонтаг родилась 16 января 1933 года в городе Нью-Йорк. Её предки — еврейские выходцы из Польши и Литвы, приехавшие в США в XIX в. Урождённая Розенблатт, она получила фамилию Зонтаг после вторичного замужества её матери. Единственными друзьями её детства были книги. В 15 лет она поступает в университет Беркли (Калифорния) (1948—1949). Оканчивает Чикагский университет со степенью бакалавра искусств в 1951 году (одним из её преподавателей был Кеннет Бёрк). Здесь же знакомится с молодым преподавателем-социологом Ф. Рифом, за которого скоро выходит замуж (1952). Риф — отец её единственного сына Давида.

Могила Сьюзен Зонтаг на кладбище Монпарнас

Вторая половина жизни Зонтаг связана с именем Энни Лейбовиц. Они познакомились в 1989 году на съёмках, роман их прервала лишь смерть Сьюзен Зонтаг от лейкемии в 2004 году, в возрасте 71 года. Именно Лейбовиц принадлежат все последние фотографии Зонтаг, включая посмертную.

Литературные произведения

В 1989 году она избирается президентом Американского ПЕН-Центра.

Художественная критика и О фотографии

Сьюзен Зонтаг, 1979 год

Художественная критика была центральной формой литературной деятельности Зонтаг. Ее можно назвать важнейшим представителем либеральной аналитики, которая соприкасается с пространством академического исследования, но не принадлежит ему. Промежуточное положение между формальным исследованием и литературным произведением делает тексты Зонтаг явлением, связанным с установлением формата аналитической художественной критики как таковой. К важнейшим критическим произведениям Зонтаг относятся Заметки о кэмпе (1964)^[1] и Против интерпретации (1966)^[2], Когда мы смотрим на боль других^[3] и сборник эссе О фотографии (1977)^[4]. Принципиальная характеристика ее критических работ — обращение к материалу второстепенному с точки зрения классического искусствознания^[5]. Круг ее вопросов — фотография, мода, «еще не опознанные» и принципиально неопознаваемые^[6] темы, массовый вкус, этика и особенности документального изображения. Одной из центральных тем в критических работах Сьюзен Зонтаг остается фигура трагического^[7].

Премии и награды

Сьюзен Зонтаг на экране (избранные фильмы)

Galaxie (1966, Грегори Маркопулос, документальный)
Vive le cinéma (1972—1973, документальный телесериал)
Town Bloody Hall (1979, Крис Хегедюш, Д. А. Пеннебейкер, документальный)
Зелиг (1983, Вуди Аллен, камео)
Mauvaise conduite (1984, Нестор Альмендрос и Орландо Хименес Леаль, документальный)
Do Not Enter: The Visa War Against Ideas (1986, Роберт Рихтер и Кэтрин Уорноу, документальный)
Поэт вспоминает/ The Poet Remembers (1989, Ян Немец, телевизионный документальный)
Joseph Cornell: Worlds in a Box (1991, Марк Стоукс, телевизионный документальный)
Campus, le magazine de l’écrit (2001—2006, документальный телесериал, эпизод 2003)
Die Liebhaberin des Vulkans — Mit Susan Sonntag in New York (2003, Бригитта Асхофф, телевизионный документальный)
Абсолютный Уилсон/ Absolute Wilson (2006, Катарина Отто-Бернштейн, документальный)
Германия 09 (2009, коллективный проект, в эпизоде Неоконченное, реж. Николетт Кребиц, роль Зонтаг исполнила Ясмина Табатабай)

Интервью, дневники, записные книжки

Poague L.E. Conversations with Susan Sontag. Jackson: University Press of Mississippi, 1995
Reborn: journals and notebooks, 1947—1963/ David Rieff, ed. New York: Farrar, Straus and Giroux, 2008

Библиография С. Зонтаг на русском языке

Зонтаг, С. Мысль как страсть: Избранные эссе 1960-70-х годов / Сост., общая редакция Б. Дубина. Пер. с англ. В. Голышева и др. — М.: Русское феноменологическое общество, 1997. — 208 с.
Зонтаг, С. Поклонник вулканов. — М.: Новости, 1999. — 576 с ISBN 5-7020-0995-9
Зонтаг, С. В Америке. — М.: Эксмо, 2004. — 448 с ISBN 5-699-06545-8
Зонтаг, С. «Думать наперекор себе»: Размышления о Чоране // Иностранная литература. — 1996. — № 4.
Зонтаг, С. Магический фашизм // Первое сентября. — 2000. — № 47.
Зонтаг, С. Разум в трауре. Сьюзен Зонтаг о В. Г. Зебальде и возможности «большой литературы» // Критическая Масса. — 2006. —№ 2.
Зонтаг, С. Когда мы смотрим на боль других (фрагмент) // Индекс/Досье на цензуру. — 2005. — № 22.
Зонтаг, С. Любовница вулкана . — М.: Эксмо, 2008. — 576 с ISBN 978-5-699-31852-0
Сонтаг, С. О фотографии/ Пер. Викт. Голышева. М.: Ад Маргинем Пресс, 2013. — 272 с. ISBN 978-5-91103-136-7
Сонтаг, С. Заново рождённая. Дневники и записные книжки. 1947—1963/ Пер. М. Дадяна. М.: Ад Маргинем Пресс, 2013. — 344 с. ISBN 978-5-91103-142-8
Сонтаг, С. Смотрим на чужие страдания/ Пер. В. Голышев М.: Ад Маргинем, 2014. isbn=978-5-91103-170-1
Сонтаг, С. Сознание, прикованное к плоти. Дневники и записные книжки 1964—1980/ Пер. М. Дадяна и Д. Можарова. М.: Ад Маргинем Пресс, 2014. — 560 с. ISBN 978-5-91103-182-4
Сонтаг, С. Против интерпретации и другие эссе / Под ред. Б. Дубина. — Москва: Ад Маргинем Пресс, 2014. — 376 с. ISBN 978-5-91103-198-5

Примечания

↑ Сонтаг С. Заметки о кэмпе // Сонтаг, С. Против интерпретации и другие эссе / Под ред. Б. Дубина. — Москва: Ад Маргинем Пресс, 2014. — 376 с. ISBN 978-5-91103-198-5
↑ Сонтаг С. Против Интерпретации // Сонтаг, С. Против интерпретации и другие эссе / Под ред. Б. Дубина. — Москва: Ад Маргинем Пресс, 2014. — 376 с. ISBN 978-5-91103-198-5
↑ Сонтаг, С. Смотрим на чужие страдания/ Пер. В. Голышев М.: Ад Маргинем, 2014. isbn 978-5-91103-170-1
↑ Сонтаг, С. О фотографии/ Пер. Викт. Голышева. М.: Ад Маргинем Пресс, 2013. — 272 с. ISBN 978-5-91103-136-7
↑ Дубин Б. В. Сьюзен Зонтаг, или Истина и крайности интерпретации // Вопросы литературы. — 1996. — № 2. с. 134—148.
↑ Дубин Б. В. Там же. с. 134.
↑ Васильева Е. Фотография и феноменология трагического: идея должного и фигура ответственности // Вестник Санкт-Петербургского государственного университета. Серия 15., 2015, вып. 1, с. 26-52.

Литература

Васильева Е. Сьюзен Зонтаг о фотографии: идея красоты и проблема нормы // Вестник Санкт-Петербургского государственного университета. Серия 15., 2014, вып. 3, с. 64 — 80.
Дубин Б. В. Сьюзен Зонтаг, или Истина и крайности интерпретации // Вопросы литературы. — 1996. — № 2.
Дубин Б. В. Страсть и меланхолия последней из разносторонних // Он же. На полях письма: Заметки о стратегиях мысли и слова в XX веке. — М.: Emergency Exit, 2005. — С.306-316, 317—323.
Кимбалл Р. Сьюзен Зонтаг: попытка предсказания // Русский журнал. — 30 Декабря 2004.
Туркина О. Вспоминая Сьюзен Зонтаг. // Критическая Масса. — 2004. — № 4.
Ching B.; Wagner-Lawlor J. The scandal of Susan Sontag. New York: Columbia University Press, 2009
Faber R. Avancierte Ästhetin und politische Moralistin: die universelle Intellektuelle Susan Sontag. Würzburg: Königshausen & Neumann, 2006
Kennedy L. Susan Sontag: mind as passion. Manchester: Manchester UP; New York: St. Martin’s Press, 1995
Lopate Ph. Notes on Sontag. Princeton: Princeton UP, 2009
Nunez S. Sempre Susan: A Memoir of Susan Sontag. New York, 2011. — ISBN 1935633228
Poague L.A., Parsons K.A. Susan Sontag an annotated bibliography, 1948—1992. New York: Garland Pub., 2000 (библиография)
Rieff D. Swimming in a sea of death: a son’s memoir. New York: Simon & Schuster, 2008 (воспоминания сына о последнем периоде жизни писательницы)
Rollyson C.E., Paddock L.O. Susan Sontag: the making of an icon. New York: W.W. Norton, 2000 (биография)
Rollyson C.E. Reading Susan Sontag: a critical introduction to her work.Chicago: Ivan R. Dee, 2001
Sayres S. Susan Sontag: the elegaic [i.e. elegiac] modernist. New York: Routledge, 1990
Schriber D. Susan Sontag. Berlin: Aufbau, 2007
Seligman C. Sontag & Kael: opposites attract me. New York: Counterpoint, 2004
Susan Sontag/ Sharon DeLano and Annie Leibovitz, eds. New York: s.n., 2005 (альбом фотографий писательницы, выполненных мировыми мастерами)

Ссылки

Тексты

Сьюзен Зонтаг: биография | Журнал Esquire.ru

«Она чувствовала непреодолимое желание поехать в Европу, — писала Зонтаг в одной неопубликованной автобиографической истории, — и в голове ее отдавалось эхо мифов о Европе. Коррумпированной Европе, усталой Европе, аморальной Европе». Она стремилась в Европу, которая захватила ее воображение с тех пор, как она прочитала Томаса Манна, в Европу, которая была любимым интеллектуальным спутником монашеской жизни с Филипом. «Романтически темпераментная» Сьюзен мечтала о «путешествиях по Европе, любовных романах и славе».

Брак заставил ее снизить планку ожиданий, научил быть практичной, находить компромисс в «собственной карьере, но в том же мире», в котором вращался Филип. Она делала безопасный выбор, ведь в 50-х женщина-ученый все еще была в диковинку. В любом случае в интеллектуальном смысле университетская среда предоставляла ей благоприятную атмосферу. Несмотря на то что ее романтический темперамент требовал большего, при отсутствии альтернативных вариантов она не торопилась бросать единственное окружение, которое знала со времен поступления в Беркли. И поэтому она продолжала оставаться в этой знакомой ей среде даже после отъезда за границу.

Все, что она увидела в Оксфорде — средневековая архитектура, полет интеллектуальной мысли и мировая известность университета, — соответствовало ее устремлениям. Однако в Оксфорде было холодно и влажно. Американцы всегда признавали превосходство англичан, но Англия никак не могла оправиться от последствий войны, и в целом Сьюзен была разочарована этой страной. «Сейчас уже сложно объяснить, — говорила одна из ее знакомых, Джуди Спинк, — ту прошлую ситуацию, в которой американцы выросли в более богатом, счастливом и удачливом мире». Она «хотела уехать из Америки, — рассказывал приятельствовавший с ней в то время Бернард Донохью, — но вышло так, что она очень скучала по Калифорнии». Все разговоры сводились к тому, как ей было холодно, и почему английская система центрального отопления не работает». Спинк отмечала, что Сьюзен часто жаловалась на холод: «Я помню это, потому что она носила пижаму под одеждой».

Сьюзен была разочарована и ощущала свое превосходство. «На всех тех, с кем она общалась в Оксфорде, она произвела впечатление своей сдержанной силой, — говорила Спинк. — Частично это объяснялось ее внешним видом. Она была похожа на черного принца. Я говорю «принц» из-за ее доминантности». Когда через много лет опубликовали дневники Сьюзен, Спинк с удивлением узнала, какой неуверенной чувствовала себя Зонтаг. «Мы совершенно не замечали слабостей, —говорила Спинкю — Оставалось ощущение ее преимущества по всем фронтам. Мы подозревали, что она знает гораздо больше, чем готова была нам сказать». Черный принц одевался во все черное. Когда Спинк в первый раз увидела Сьюзен в ковбойских сапогах во внутреннем дворике, то не могла понять, откуда она: «Из Южной Америки? С гор Гиндукуш?».

Не будем утверждать, что Сьюзен заранее не продумала свой туалет. «Я никогда не упоминал ковбойские сапоги, — говорил Бернард Донохью, — но через некоторое время она сама обратила на них мое внимание. Ее задело то, что на меня они не произвели никакого впечатления».

Художники и мыслители XX века стремились открыть скрытый внутренний смысл в архитектуре, литературе и теологии, если таковой вообще существовал. Они пытались найти самые простые и базовые формы устройства и построения разрушенного мира. Зонтаг привлекали новые идеи в области танца и рисования, но вот все, что касалось философии, основной задачей которой было открытие языковых формул, наподобие математических, привлекало ее в меньшей степени.

«Помню, что я задал вопрос моему преподавателю философии, — говорил Донохью, — И тот мне ответил вопросом на вопрос: «Что ты имеешь в виду под фразой «имеешь в виду»? Актер и режиссер Джонатан Миллер, ставший со временем другом Сьюзен, написал на эту тему сатирический скетч «Философия Оксбридж», в котором сыграл Джон Клиз:

Клиз: Да, да.

Миллер: Скажи, ты в данном случае используешь «да» в качестве утверждения?

Клиз (после долгой паузы): Неееет.

«Ее интерес к философии был гораздо шире», — заявлял Донохью. Она написала важную книгу о Фрейде, знала известных и амбициозных мыслителей: Штраусса, Герда, Таубеса и Маркузе. «Аналитическая философия казалась ей предметом слишком узким и академичным», — вспоминала Спинк. В период, когда Сьюзен пыталась вновь обрести энергию, с которой развивалась ранее, такая философия слишком напоминала о мистере Кейсобоне, а также плаксивых и асексуальных мужчинах. «В Англии есть такой тип мужчин — мужчина-девственник. Здесь таких много», — писала Сьюзен в своем дневнике. Сексизм был распространенным, но не явным. «В Оксфорде вообще было мало чего явного», — говорил Донохью, и мужчины, по мнению Сьюзен, умудрялись быть «одновременно против женщин, но при этом не были настоящими мужчинами».

Кстати говоря, именно этим и объяснялась привязанность Сьюзен к Донохью. Хотя позже тот получил титул барона Донохью Эштона за свою службу при трех правительствах лейбористов, он был одним из немногих студентов Оксфорда выходцев из рабочей семьи. («Мне говорят, что я служил при четырех правительствах», — сказал он, показывая, что эти цифры не являются преувеличением.) Однажды на званном ланче он заметил интересную женщину, которая оказалась ему аутсайдером. «Я обратил внимание на то, что она пребывает сама в себе и не вовлечена в происходящее. Мы как-то вяло подошли к друг другу и разговорились. Все всякого сомнения, она скучала», — говорил он.

«Меня в ней что-то сразу привлекло. Она очень эффектно выглядела. Лицо прекрасной формы, замечательные глаза, чудесные волосы. Она была высокой и немного долговязой, немного островатой, что ли. Такие дамы обычно не в моем вкусе. Я люблю худых, невысоких девушек, которых так и хочется обнять. Но эта была не такой».

По инициативе Сьюзен у них начался роман, который хотя иногда и укладывал их в кровать, но большей частью был философским. Они оба считали себя радикалами, однако разница между левыми взглядами каждого из них оказалась значительной. Донахью был ангажирован вопросами политики: «Меня интересовали скучные темы, наподобие того, как обеспечить людей жильем, пенсиями и подобные вопросы».

«Я приехал в Кентукки и занимался расследованием одной забастовки на шахте, во время которой были жертвы. Расследовал одного адвоката, который оказался абсолютно коррумпированным, — рассказывал он о поездке в США. — Но ее все это не интересовало. У нее были грандиозные интеллектуальные левые идеи, касающиеся исследования собственной сексуальности, всего личного существования, недоверия истеблишменту, отрицания любых форм власти и т. д.».

Для Сьюзен радикализм означал новые возможности личной свободы и самоизменения. Если она и намекала на то, что ей нравятся женщины, то не на прямую. «Она говорила, что надо перерасти это общество, которое считает тебя чем-то определенным, — вспоминал он. — В этом обществе считается, что женщина должна выйти замуж за мужчину и всю жизнь находиться в этом браке. Она хотела исследовать другие варианты сюжета. Она рассказывала о том, что хотела бы сделать».

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:

Правила жизни Сьюзен Зонтаг

Эссе Esquire: почему современный человек все время думает о конце света и должен ли он надеяться на лучшее

Кэмп головного мозга: как дурной вкус стал прерогативой элиты

Бенджамин Мозер. Сьюзен Зонтаг. Женщина, которая изменила культуру XX века. Биография

Текст: Бенджамин Мозер10.03.2020 4646

В издательстве «Бомбора» вышла в свет книга писателя Бенджамина Мозера о Сьюзен Зонтаг. Это первое биографическое сочинение о ней такого масштаба. Мозер работал над книгой более семи лет, опросив в ходе своего исследования около 600 человек. Изданная осенью 2019 года книга стала бестселлером Amazon. С любезного разрешения издателя публикуем фрагмент главы «Сама природа мыслительного процесса».

Сьюзен Зонтаг. Источник: imdb.com

18 октября 1973-го, за пять дней до окончания войны, в то время, когда Зонтаг и Николь все еще были на Синайском полуострове, в New York Review of Books появилось эссе под простым названием «Фотография», и Зонтаг объявляла в нем об одной из «революций чувств и видения», которые Ипполит называл «революциями моего времени».

Это эссе возвестило о том, что творчество Зонтаг перешло в новую зрелую фазу. Это было принципиально важное эссе в истории современного искусства и критики. Сборник «О фотографии» состоял из шести эссе, в котором «Фотография» было первым, появился спустя четыре года и практически сразу стал критическим сборником, положившим основу новой школы критики. Позднее Зонтаг сама признавалась, что он не идеален. Но он был великим не потому, что был идеальным, а потому, что вызывал новые мысли, заставлял людей задуматься и самим формулировать новые идеи. Это было начало, а не конец разговора, и в наши дни практически никто не может писать о фотографии, не упоминая Зонтаг и идей, которые она выдвинула в этом сборнике.

Это была во всех смыслах мощная книга, настолько мощная, что после нее с Зонтаг перестали дружить такие фотографы, как Питер Худжар и Ирвинг Пенн. Настолько мощная, что один из критиков сравнил Сьюзен с высокоинтеллектуальным последователем Ку-клус-клана: «Она не считает фотографию искусством точно так же, как и ретроград не рассматривает черных, итальянцев или евреев как отдельных индивидов». Другой критик писал, что для многих людей сборник «практически сразу стал своего рода Библией». Фотографы по сей день «все еще задают себе вопрос, зачем они делают то, что делают, ради кого делают, как относятся люди к их работам и имеют ли они какой-либо смысл. Если на свете и есть человек, который поднял эти вопросы, то это Сьюзен Зонтаг».

Обложка книги «Сьюзен Зонтаг. Женщина, которая изменила культуру XX века. Биография». Courtesy Издательство «Бомбора»

Оценка критиков эссе Зонтаг отразила двойственное отношение самого автора к рассматриваемому вопросу. Она всегда стремилась видеть правильно (это был, пожалуй, один из ключевых моментов всего ее творчества), поэтому боролась с собственным недоверием и неизбежными искажениями представления и метафоры.

С одной стороны, ее подозрительное отношение к фотографам прочитывается настолько четко, что совершенно понятно, почему многих мастеров задели ее слова. Иконофобия американского светского пуританства слилась с недоверием к мрачным изображениям, свойственным «еврейской моральной серьезности». («Да, я пуританка, — писала она в 1976-м. — Причем вдвойне, американка и еврейка»). Она бросала надменный взгляд на «всего лишь отображения правды». Фотографии были потребительским китчем и средством тоталитарной слежки и «убивали сознание в точно такой же степени, как и пробуждали его». Фотокамеры являлись «оружием хищника», а фотографы — подсматривающими психопатами: «в каждом использовании камеры есть подразумеваемая агрессия». И это было написано только в первой главе книги.

20 годами ранее в «Уме моралиста» она писала, что «сам факт наблюдения за феноменом движения атомов изменял их скорость и, соответственно, наблюдаемые отношения». Квантовая механика шла еще дальше, поскольку изучала объекты, которые только начинали существовать, если их наблюдали. В этом была какая-то кабалистическая загадка, которую камера символизировала — фотолинза создавала и меняла реальность. Именно такое видение камеры, которое меняет и фальсифицирует реальность, и было причиной недоверия к ней со стороны Зонтаг, иными словами, это недоверие к метафоре. Ведь, как ни крути, а фотография — это метафора — не сама вещь, а ее изображение, а у Зонтаг было инстинктивное отторжение метафор.

«Кто-то говорит: «Дорога прямая». Хорошо, тогда: «Дорога прямая, как струна». Что-то глубоко во мне говорит, что надо сказать: «Дорогая прямая» и ничего больше».

Питер Худжар. Сьюзен Сонтаг. 1975. Национальная портретная галерея. Смитсоновский институт

«Сама природа мыслительного процесса и начинается с «но», — говорила она. И это было только началом истории. Это как, когда она писала, что ее «сильно притягивал кэмп, но так же сильно и отталкивал» или то, что «я выросла, стараясь видеть и одновременно не видеть», ее отношения к фотографии никогда не сводились к чувствам любви или ненависти. Это были в высшей степени отношения любви и ненависти одновременно, электрический заряд, которым и объяснялось то, что читатели любили или ненавидели — любили и ненавидели — эссе «О фотографии».

Это напряжение и делало сборник эссе интересным. Если эссе «Образцы безоглядной воли» можно назвать впечатляющими, их чтение не доставляет особой радости. А вот эссе «О фотографии» — впечатляет и читать его интересно. В этом эссе Зонтаг не давит среднестатистического читателя багажом своих обширных знаний. Она не бравирует своим интеллектом, от чего гораздо выигрышней воспринимается ее юмор и начитанность. Она приводит сотни примеров сложных отношений между метафорой и предметом, который эта метафора представляет, извращает, искажает и создает.

У Сьюзен была психологическая необходимость в некоторой степени верить в нереальность мира. Сквозь софистическую линзу эта вера может в интеллектуальном смысле выглядеть убедительно, но не являться удовлетворительной, хотя глаз и искажает, он все-таки видит что-то вполне реальное. Мир сна, мир теней, изображенный в ее романах и продвигаемый в части ее эссе («Содержание очень, очень маленькое»), был взглядом на жизнь в стиле кэмп, взглядом Уорхола, заключавшемся в том, что в мире есть только внешнее и стиль. Все это было справедливо, но только отчасти — в этом была драма, но не трагедия. Зрение, метафора и фотография не только искажают реальность, но и показывают ее.

Кадры из фильма «Разговор о Сьюзен Зонтаг». 2014. Режиссер: Нэнси Д. Китес

Но Зонтаг была не в состоянии оценить «трагедию» до тех пор, пока, по ее собственным словам, смерть не начала становиться реальной. Она восторгалась фотографиями тел в Палермо Худжара, но в Израиле, фотографируя тела, увидела, что за картинкой скрывается их разложение. Оказывается, что вся ее эпопея с фильмом была связана с разлагающимися телами. «Фотография — это описание смертности», — писала она.

«О фотографии» — это еще один скрытый автопортрет самой Сьюзен. К написанию книги ее подтолкнуло посещение в конце 72-го посмертной ретроспективы Дианы Арбус. За год до этого, в возрасте 48 лет, Арбус порезала себе вены и приняла барбитураты. В короткий промежуток времени между ее самоубийством и открытием выставки в Музее современного искусства она стала настолько известной, что на ее ретроспективу стояла длинная очередь. Ретроспективу Арбус посетило беспрецедентное для фотовыставки количество поклонников. Эту ретроспективу показывали в течение семи лет в разных городах Северной Америки, и в общей сложности ее увидело не менее семи миллионов человек.

Многие, в том числе и Зонтаг, посетили выставку неоднократно. В 65-м Арбус дважды фотографировала Сьюзен с Давидом. На первой фотографии они изображены на скамейке в парке. Они прикасаются носами, и кажется, что их лица — это две половинки одного и того же лица. Это прекрасная фотография симбиоза матери и сына. На второй фотографии Зонтаг изображена расстроенной. Нарядно одетый Давид, кажется, чувствует, что его мать расстроена и грустна. Зонтаг не особо любила и жаловала саму Арбус, вполне возможно, именно из-за этого портрета, на котором Сьюзен изображена не в самом лучшем настроении. Неприязнь Зонтаг к Арбус чувствуется по некоторым комментариям работ Дианы.

Диана Арбус. Близнецы. 1967

Но при этом Зонтаг восхищалась ее работами, как и восхищалась тем, что ими восхищались люди. Одной из причин того, что Сьюзен неоднократно посещала ретроспективу, было ее желание наблюдать реакцию людей на фотографии Арбус и слышать их комментарии. Арбус снимала не самых обычных людей. Зонтаг назвала эту выставку «фрик шоу». Среди фотографий было фото «еврея-гиганта», людей с синдромом Дауна и сделавших себе татуировки на лице. Было фото мальчика, играющего с игрушечной гранатой, мужчины, наносящего макияж, и женщины, заглатывающей меч. Зрителям нравился, как выразилась Зонтаг, «набор монстров и пограничных случаев», эти фотографии были в духе времени.

«Фотографии Арбус передают антигуманистический настрой, который люди доброй воли в 1970-х готовы воспринимать и которым хотят сопереживать точно так же, как в 1950-х они хотели, чтобы их отвлекали сентиментальным гуманизмом».

Сьюзен уже давно с интересом наблюдала за фриками, которые являлись одной из «трех тем, которой я интересовалась всю свою жизнь». Подтверждения этому мы находим в ее дневниках. В 65-м она писала, что ее привлекают:

Эвисцерация
Стриптиз
Минимальные условия (как в «Робинзоне Крузо» или в концентрационных лагерях)
Молчание, немые
Зрительно меня притягивают:
Калеки (Поездка в Лурд, их привозят из Германии в закрытых вагонах)
Фрики
Мутанты
…

Сравните X, который понял, что любит играть роль садиста во время секса после того, как осознал, что ему нравится смотреть на подобные вещи — медицинские иллюстрированные справочники, на калек и т.д.
Что же еще? Например:
Самоидентификация с калекой?
Проверка на то, а не поморщусь ли я? (реакция на брезгливость моей матери в еде)
Увлечение минимальными условиями — преградами, сложностями, — метафорой которых и является калека?».

В эссе о научной фантастике Зонтаг писала, что ученые «всегда предрасположены к тому, чтобы «сломаться» и «поехать головой», потому что они являются «интеллектуальными особями». Она сама принадлежала к таким особям, и ее влечение к фрикам частично этим и объяснялось: ее преследовали за то, что она является еврейкой, унижали за то, что она женщина, она ощущала себя в опасности из-за того, что была геем.

Диана Арбус. Молодая семья на воскресной прогулке. 1966

В ноябре 72-го, после того как она несколько раз сходила на ретроспективу Арбус, Зонтаг писала в дневнике, что ее влечение к фрикам было связано с интересом к кэмпу, а также и то, что ее эссе на эту тему превратилось во что-то совершенно иное. Другим предметом ее эссе стала болезненность, связанная с открытием вкусов и стилей гомосексуалов в Париже. Она писала, что кэмп — это когда «лампа становится не лампой, а «лампой», а женщина — «женщиной». Болезненность заключалась в том, что смерть становилась «смертью» — эстетикой смерти — точно так же, как порнография была не сексом, а его изображением. Все это не было реальным. Это было миром воли и отображения.

«Моим изначальным выбором была «болезненность» — начиная от неоклассических скульптур Кановы до искусства мумификации в катакомбах Палермо и Сиракуз (Сицилия) и Гуанахуато в Мексике [в обоих случаях, sic]. Когда разработка этой темы у меня не получилась, я решила написать про «кэмп». Творчество Дианы Арбус возвращает меня к первоначальной теме.

Эллиотт Стейн, бог для многих художников (для меня, Кеннета Энгера) — создатель андеграундного культа этого вкуса: фрики, близнецы, сиамские близнецы, садомазохизм, арт нуво, искусство вуду, кэмп, барокко, оперы Штрауса, Damia & Frehel & Milly, Ромейн Брукс, выставка рака в лондонском медицинском музее, фильмы Тода Браунинга, фигурки из Зумбо в Glore, «символистское» искусство (де Кнопфф), магазины, торгующие порнографией на Таймс-сквер, черная магия, культы мотоциклистов, Justice weekly. Комната Эллиота в парижском отеле Verneuil принадлежит эпохе 1960-х. В 1950-х можно было в нее прийти и увидеть будущее. Как магическая «коробочка».

Диана Арбус. Еврей-великан дома со своими родителями. Бронкс, Нью-Йорк. 1970

«Мне ужасно нравилось фотографировать фриков, — объясняла Арбус. — Я их просто обожала». Оказалось, что она была не одинока. Сьюзен тоже нравились фрики, и она понимала, что неприлично смотреть на тех, кого выставляют фриками и уродами. Она весьма скептически относилась к тому, как наблюдали их люди. Посетители ретроспективы изучали фриков, рассматривали, собирали их, смеялись над ними и им удивлялись. Фрики не могли на это никак ответить. Этот визуальный аспект фотографии был в чем-то близок к сексуальному извращению, делал фото «экстремально личным наваждением (как склонность Л. Кэролла к маленьким девочкам или любовь Дианы Арбус к толпе отмечающих Хэллоуин»).

«Видишь какого-нибудь человека на улице, — писала Арбус, — и замечаешь в нем только недостатки». Зонтаг привела в эссе эту цитату, от которой может сложиться впечатление о том, Арбус была подлым человеком. В этой фразе слышатся отголоски того, что говорили о самой Зонтаг в университете Коннектикута: «Складывалось ощущение, что она постоянно судила людей, и судила совсем не в их пользу». То, что Зонтаг имела две точки отсчета: толпу на Хэллоуине и культуры падких на фриков зевак, придало сборнику эссе полемическую эмоциональность. Зонтаг как бы оказалась самой Арбус и фриком, фотографом и предметом съемки, судьей и обвиняемым, палачом и жертвой. Двойственность ее текстов означала, что в первую очередь они были обращены к ней самой и написаны для того, чтобы очистить ту часть души, которой она не верила. Те, кто считал, что она ненавидит фотографию, были неправы, равно как и те, кто придерживался мнения о том, что она ее любит. В отношении фотографии она ощущала такую же двойственность, которую ощущала и по поводу самой себя: установленным в 60-м разделением между «Я плохая» и «Я великая».

«Предметом съемки Арбус, если воспользоваться словами Гегеля, является «несчастное сознание». Именно этому и посвящено все ее творчество, хотя предмет эссе «О фотографии» можно определить как раздвоенное сознание: разделенное между предметом и его изображением, между описательным языком и «настоящей» реальностью, над которым сознание бьется, но которую никак не может постигнуть. Желание Зонтаг понять эту реальность частично объясняет ее интерес к «идеальной руке сознания, находящегося в состоянии восприятия» — камере, которая пакетирует реальность в легкодоступные «продукты потребления». Желание «познать» реальность не стоит низводить до консюмеризма, Зонтаг копала значительно глубже. Что, впрочем, нисколько не отрицает того, что фотография демонстрирует людские странности и их страдания, которые можно разрезать, повесить на стену и продать, превратить в продукт.

Сьюзен Сонтаг «О фотографии»

Знаменитый сборник эссе Сьюзен Сонтаг — осмысление фотографии и места, которое она занимает в современной культуре.

Впервые на русском языке

Знаменитый сборник эссе Сьюзен Сонтаг, опубликованный в США в 1977 году, по сей день остается одной из главных книг о фотографии, которые не может обойти ни один современный исследователь этого предмета.
В своей книге Сонтаг разрушает стереотипы о фотографии, сложившиеся в обыденном сознании, и определяет отношение фотографии к реальности, времени и истории. Сонтаг подчеркивает ошибочность представлений о фотографии как средстве достоверного фиксирования опыта: в работе фотографа «творятся те же, обычно темные, сделки между правдой и искусством», что в живописи или литературе. Фотография по своей природе сюрреалистична, сюрреализм заложен в самой попытке создать дубликат мира, реальности «второй степени», более узкой, но более эффектной.
Сонтаг пишет и о двойственной природе процесса фотографирования: это одновременно и хищническая попытка присвоить чужую реальность, и позиция подчеркнутого невмешательства — тот, кто документирует событие, не может повлиять на его ход, и наоборот. В результате повальной одержимости фотографией, современные люди становятся «туристами и вуайеристами» и в чужом, и в своем мире, и эта позиция имеет последствия как для частной, так и для общественной, политической жизни.
Так, сравнивая попытки «каталогизации нации» немецкого фотографа Августа Зандера в 1930-е и американца Роберта Франка в конце 1950-х, работ Дианы Арбус и фотографов, нанятых Администрацией по защите фермерских хозяйств в эпоху Великой Депрессии, Сонтаг пишет об идеологическом значении фотографии. Но нетривиальный анализ Сонтаг применим к любому современному человеку, ведь «в последнее время фотография стала почти таким же популярным развлечением, как секс или танцы, — а это значит, что, как всякой массовой формой искусства, большинство людей занимаются ею не в художественных целях. Она главным образом — социальный ритуал, защита от тревоги и инструмент самоутверждения».

Об авторе

Сьюзен Сонтаг (1933–2004) — американская писательница, литературный и художественный критик, философ культуры, политическая активистка. Мировую известность ей принесли сборники эссе «Против интерпретации» (1966), «О фотографии» (1977), «Смотрим на чужие страдания» (2004). Эти три книги, а также два тома дневников Сонтаг – «Заново рожденная» и «Сознание, прикованное к плоти» – опубликованы на русском языке в рамках совместной издательской программы Музея «Гараж» и издательства Ad Marginem.

Сьюзен Зонтаг (автор книги «Фотография»)

Сьюзан Зонтаг родилась в Нью-Йорке 16 января 1933 года, выросла в Тусоне, штат Аризона, и училась в средней школе в Лос-Анджелесе. Она получила степень бакалавра искусств. окончила колледж Чикагского университета и закончила аспирантуру по философии, литературе и теологии в Гарвардском университете и колледже Святой Анны в Оксфорде.

Ее книги включают четыре романа: «Благодетель», «Комплект смерти», «Любитель вулкана» и «В Америке»; сборник рассказов, я и так далее; несколько пьес, в том числе «Алиса в постели» и «Дама с моря»; и девять научно-популярных работ, начиная с «Против интерпретации» и включая «О фотографии», «Болезнь как метафора», «Где падает стресс», «О боли других» и «В то же время».В 1982 году Farrar, Straus & Giroux опубликовали A

Г-жа Зонтаг написала и сняла четыре полнометражных фильма: «Дуэт каннибалов» (1969) и «Брат Карл» (1971), оба в Швеции; Земли обетованные (1974), изготовлены в Израиле во время войны в октябре 1973 года; и Unguided Tour (1983) из одноименного рассказа, снятого в Италии. Ее пьеса «Алиса в постели» ставилась в США, Мексике, Германии и Голландии. Другой спектакль, «Дама с моря», поставлен в Италии, Франции, Швейцарии, Германии и Корее.

Г-жа Зонтаг также ставила пьесы в США и Европе, включая постановку «В ожидании Годо» Беккета летом 1993 года в осажденном Сараево, где она провела большую часть времени с начала 1993 по 1996 год и получила звание почетного гражданина. города.

Правозащитница более двух десятилетий, г-жа Зонтаг работала с 1987 по 1989 год в качестве президента Американского центра ПЕН-клуба, международной писательской организации, занимающейся свободой выражения мнений и развитием литературы, с которой она руководила ряд кампаний от имени преследуемых и заключенных в тюрьму писателей.

Ее рассказы и эссе публиковались в газетах, журналах и литературных изданиях по всему миру, включая The New York Times, The New Yorker, The New York Review of Books, The Times Literary Supplement, Art in America, Antaeus, Parnassus, «Трехпенсовый обзор», «Нация» и «Гранта». Ее книги переведены на тридцать два языка.

Среди множества наград г-жи Зонтаг — Премия мира 2003 года немецкой книжной торговли, премия принца Астурийского 2003 года, Иерусалимская премия 2001 года, Национальная книжная премия Америки (2000) и награда Национального круга книжных критиков за О фотографии (1978).В 1992 году она получила премию Малапарте в Италии, а в 1999 году французское правительство назначило ее командиром Ордена искусств и литературы (в 1984 году она была назначена офицером в том же порядке). В период с 1990 по 1995 год она была научным сотрудником программы MacArthur.

Г-жа Зонтаг умерла в Нью-Йорке 28 декабря 2004 года.

Сьюзан Зонтаг | Американская писательница

Сьюзан Зонтаг , урожденная Сьюзан Розенблатт (родилась 16 января 1933 года, Нью-Йорк, Нью-Йорк, США — умерла 28 декабря 2004 года, Нью-Йорк), американский интеллектуал и писатель, наиболее известная своими эссе на тему современная культура.

Британская викторина

Викторина об американских писателях

Какой писатель назвал свое поместье недалеко от Голливуда Тарзана в честь своего самого популярного персонажа?

Зонтаг (принявшая фамилию отчима) выросла в Тусоне, штат Аризона, и в Лос-Анджелесе.Она училась в Калифорнийском университете в Беркли в течение одного года, а затем перешла в Чикагский университет, который окончила в 1951 году. Она изучала английскую литературу (MA, 1954) и философию (MA, 1955) в Гарвардском университете и преподавала философию в несколько колледжей и университетов до публикации ее первого романа « Благодетель » (1963). В начале 1960-х она также написала ряд эссе и обзоров, большинство из которых было опубликовано в таких периодических изданиях, как The New York Review of Books , Commentary и Partisan Review .Некоторые из этих коротких фрагментов были собраны в изданиях Against Interpretation и Other Essays (1966). За ее вторым романом « Death Kit » (1967) последовал еще один сборник эссе « Стили радикальной воли » (1969). Ее более поздние критические работы включали В фотографии (1977), Болезнь как метафора (1978), Под знаком Сатурна (1980) и СПИД и его метафоры (1989). Она также написала исторические романы Любитель вулкана: Романтика (1992) и В Америке (2000).

Очерки Зонтаг характеризуются серьезным философским подходом к различным аспектам и личностям современной культуры. Впервые она привлекла внимание страны в 1964 году с эссе под названием «Заметки о« лагере »», в котором она обсуждала атрибуты вкуса в гей-сообществе. Она также писала на такие темы, как театр и кино, и о таких фигурах, как писательница Натали Сарро, режиссер Роберт Брессон и художник Фрэнсис Бэкон. Помимо критики и художественной литературы, она писала сценарии и редактировала избранные произведения Ролана Барта и Антонена Арто.Некоторые из ее более поздних сочинений и выступлений были собраны в В то же время: Очерки и выступления (2007).

Сьюзан Зонтаг — Википедия, свободная энциклопедия

Википедия todavía no tiene una página llamada «Susan sontag».

Busca Susan sontag en otros proyectos hermanos de Wikipedia:

	Wikcionario (diccionario)
	Wikilibros (обучающие / руководства)
	Викицитатник (цитаты)
	Wikisource (biblioteca)
	Викинотики (нотиции)
	Wikiversidad (Contenido académico)
	Commons (изображения и мультимедиа)
	Wikiviajes (viajes)
	Викиданные (данные)
	Викивиды (особые виды)

Comprueba si имеет escrito el nombre del artículo de forma correa, y que Wikipedia es el lugar donde debería estar la información que buscas.Si el título es righto, a la derecha figuran otros proyectos Wikimedia donde quizás podrías encontrarla.
Busca «Susan sontag» en el texto de otras páginas de Wikipedia que ya existen.
Проконсультируйтесь по списку произведений искусства на «Сьюзан Зонтаг».
Busca las páginas de Wikipedia que tienen объединяет «Susan sontag».
Si ya habías creado la página con este nombre, limpia la caché de tu navegador.
También puede que la página que buscas haya sido borrada.

Si el artículo incluso así no existe:

Crea el artículo utilizando nuestro asistente o solicita su creación.
Puedes traducir este artículo de otras Wikipedias.
En Wikipedia únicamente pueden include enciclopédicos y que tengan derechos de autor Compatible con la Licencia Creative Commons Compartir-Igual 3.0. Никаких текстовых текстов, которые не используются в веб-сайтах, и не предусмотрены специальные условия.
Ten en cuenta también que:
- Artículos vacíos o con información minima serán borrados —véase «Википедия: Esbozo» -.
- Artículos de publicidad y autopromoción serán borrados —véase «Википедия: Lo que Wikipedia no es» -.

Сьюзен Зонтаг — Википедия, вольна энциклопедия

Z Wikipedii, wolnej encyklopedii

Przejd do nawigacji Przejd do wyszukiwania W Wikipedii nie ma jeszcze artykułu o takiej nazwie. Możesz:

utworzyć go ,
zaproponować, eby inni go napisali,
poszukać tekstu «Susan sontag» w artykułach,
poszukać strony o tym tytule na jednym z siostrzanych projektów Википедия:

Commons

Wikiźródła

Wikisłownik

Wikicytaty

Wikibooks

Wikinews

Ródło: „https: // pl.wikipedia.org/wiki/Susan_sontag» ,

Сьюзан Зонтаг о романе с Иосифом Бродским

Зонтаг, Сьюзен — Википедия Переиздание // WIKI 2

Биография

Литературные произведения

Премии и награды

Сьюзен Зонтаг на экране (избранные фильмы)

Интервью, дневники, записные книжки

Библиография С. Зонтаг на русском языке

Примечания

Литература

Ссылки

Тексты

почему писательница так и не совершила каминг-аут — Нож

Из-за этого имиджа «Сьюзен Зонтаг»

«Это была любовь с первого взгляда, — говорил Питер. — Совершенно неожиданно я стал членом ее круга людей».

Членство в клубе приближенных к Зонтаг не было гарантировано даже для старых друзей.

У Вили была репутация литературного агента, который способен превратить уважаемого, но плохо продающегося автора в того, чьи книги раскупают нарасхват.

Как писал Эдмунд Уайт, если бы до появления СПИДа Сьюзен открыто заявила о том, что она — лесбиянка, то потеряла бы 2/3 своих читателей.

Складывалось ощущение, что этот бизнесмен совершил что-то настолько страшное, что об этом вообще нельзя упоминать.

В том романе лесбиянка потеряла права на своего ребенка (ее, слава богу, не убили), и это считалось позитивным хеппи-эндом.

За это время успела выйти книга «СПИД и его метафоры», а у Сьюзен начались отношения с Энни.

Интересно то, что она считает, что СПИД — это конец чего-то (чрезмерно буйных сексуальных привычек).

Она сравнивает призыв пользоваться презервативом со строчкой из рекламы: «Перед тем как вставить диск в компьютер, удостоверьтесь в безопасности его источника».

К ранним романам Зонтаг есть масса претензий. Но если эти книги и были провалом, то благородным, смелым и незабываемым провалом.

Забудьте метафору: «тело».Приветствуйте реальность: «мое тело».

Пассивный залог — это явно не то, что надо было использовать в то время, когда многие люди кричали во весь голос.

Они хотели, чтобы она сказала «я», «мое тело», они просили ее сделать каминг-аут.

Каминг-аут Сьюзен Зонтаг оказал бы огромное влияние на редакторов, журналистов и все СМИ.

Надо было заставить людей набраться смелости и начать говорить. Когда начинает говорить один человек, это придает смелости и другим. Вот так все работает».

Зонтаг, Сьюзен — Википедия. Что такое Зонтаг, Сьюзен

Биография

Литературные произведения

Художественная критика и О фотографии

Премии и награды

Сьюзен Зонтаг на экране (избранные фильмы)

Интервью, дневники, записные книжки

Библиография С. Зонтаг на русском языке

Примечания

Литература

Ссылки

Тексты

Сьюзен Зонтаг: биография | Журнал Esquire.ru

Бенджамин Мозер. Сьюзен Зонтаг. Женщина, которая изменила культуру XX века. Биография

Сьюзен Сонтаг «О фотографии»

Об авторе

Сьюзен Зонтаг (автор книги «Фотография»)

Сьюзан Зонтаг | Американская писательница

Сьюзан Зонтаг — Википедия, свободная энциклопедия

Сьюзен Зонтаг — Википедия, вольна энциклопедия

Добавить комментарий Отменить ответ

Забудьте метафору: «тело».
Приветствуйте реальность: «мое тело».